Конфликт с россией как попутный ветер. Россия и Польша в XXI веке: политический аспект отношений

Российско-польские политические отношения имеют давнюю и сложную историю. Достаточно вспомнить междоусобные войны и разделы Польши, польский гарнизон в Москве во время Смуты XVII столетия и принудительное членство Польши в составе Российской империи и Варшавского договора. В последнее время отношения между двумя странами носят сложный характер, что обусловлено различными факторами – от конкуренции на постсоветском пространстве до «войн памяти», связанных с трагическими событиями времен Второй мировой войны.

Данные проблемы осложняются также дефицитом «мягкой силы» как у России, так и у Польши. Россия, несмотря на экономические успехи последних лет, не может пока соревноваться с Западом в качестве центра притяжения, привлекательного с политической, экономической и культурной точек зрения. Она до сих пор воспринимается западными (в том числе и польскими) референтными группам как загадочная авторитарная страна – наследница бывшего СССР. В то же время «притяжение» Польши в России (несмотря на личность покойного Папы Иоанна Павла II и знакомые многим россиянам с детства романы Генрика Сенкевича) существенно уступает «притяжению» крупнейших стран «старой Европы» - Франции и Германии. Польша воспринимается российским истеблишментом не как значимый европейский игрок, а как одна из стран бывшего советского блока, европейский «неофит», максимально сближающийся с США и поддерживающий антироссийские тенденции, существующие в странах Балтии и в целом на постсоветском пространстве (вопрос о восприятии Польши российским населением в целом рассматривается ниже).

Россияне о Польше

Хорошо известно, что политические решения принимаются с учетом общественного мнения, на них оказывают влияние существующие в обществе стереотипы. Необходимо отметить, что отношение российского общества к Польше в последние годы характеризуется ухудшением, но не достигают враждебности. Так, по данным Фонда «Общественное мнение» (ФОМ), с октября 2001 по декабрь 2006 года количество респондентов, считающих, что Польша является дружественным по отношению к России государством, сократилось с 57 до 30%. Соответственно, число россиян, считающих Польшу недружественным государством, увеличилось с 25 до 38%. В 2006 году 29% полагали, что российско-польские отношения ухудшаются, и лишь 6% констатировали их улучшение. Отметим, впрочем, что такая оценка была дана на фоне вето польского правительства на переговоры о заключении соглашения между Россией и Евросоюзом.

Характерно, впрочем, что, отвечая на вопрос ФОМ о мотивах, которыми руководствовались власти Польши, принимая решение о вето, россияне, имевшие представление о сути проблемы (только 19% опрошенных заявили, что знакомы с этой темой и еще 20% «что-то об этом слышали»), чаще выбирали нейтральные оценки. Наиболее популярным ответом (12% от всех опрошенных) был спойкойно-аналитичный: «Это ответная реакция на запрет Россией ввоза мяса из Польши». Еще 3% посчитали, что «это связано с экономическими причинами, у Польши свои выгоды и интересы». Ярко выраженные антипольские формулировки («Польша плохо относится к России, хочет нам навредить», «Это амбиции польского руководства, проявление комплекса неполноценности, у Польши плохие руководители») в сумме поддержали лишь 5% респондентов.

Отношение к государству в меньшей степени распространяется на его граждан. С 2001 по 2005 года (в 2006-м такой вопрос не задавался) количество россиян, хорошо относящихся к полякам, по данным ФОМ, сократилось лишь с 64 до 51%. А число тех, кому поляки несимпатичны, вообще колеблется в рамках статистической погрешности (13% - в 2001, 14% - в 2005 году). Отметим, что в 2005 году вопрос задавался в сложной информационной ситуации, когда российские СМИ уделяли много внимания хулиганскому избиению в Польше группы подростков-россиян (информация о последовавшем вслед за этим избиением в Москве нескольких польских граждан подавалась более дозировано). Но даже в такой обстановке количество «полонофобов» практически не увеличилось. 43% респондентов посчитали, что большинство поляков с осуждением отнеслись к избиению подростков (противоположную позицию поддержали лишь 4%). В свою очередь, 50% заявили, что большинство россиян осуждают нападения на польских граждан и только 5% - что одобряет.

Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) проводит опросы на тему, какие страны россияне считают дружественными и какие - враждебными. Польша занимает достаточно скромное место в обеих иерархиях ответов. В мае 2008 года ее посчитали врагом 5% респондентов. Для сравнения: тогда же – то есть еще до военных действий на Южном Кавказе - США и Грузию считали врагом по 25%, Украину – 21% респондентов. Тот же опрос показал, что к числу друзей России Польшу относят 2% опрошенных. В 2005 и 2006 годах аналогичный вопрос задавал респондентам «Левада-центр», и его данные оказались достаточно близкими – Польшу относили к числу врагов, соответственно, 4% и 7% респондентов. Правда, в 2007 году произошел скачок до 20%, который можно связать с осложнением двусторонних отношений при правлении в Польше братьев Качиньских (в этом случае речь идет о локальном явлении, а не о тенденции).

Таким образом, общественное мнение в России не носит антипольского характера. Однако восприятие Польши у большинства респондентов основано на советском опыте, часто носящем ностальгический характер (в этот период советско-польские отношения воспринимались в СССР идеализированно, в значительной степени на основе культурного фактора). По данным ВЦИОМ, при упоминании Польши россияне чаще всего вспоминают певиц Анну Герман (47%) и Эдиту Пьеху (45%). На третьем месте с большим отрывом (22%) идет актриса Барбара Брыльска, сыгравшая одну из главных ролей в «культовом» советском фильме 1970-х годов «Москва слезам не верит». Папа Римский Иоанн Павел II оказался лишь на шестом месте (16%), Лех Валенса – на седьмом (14%), Анджей Вайда – на 15-м (4%).

В любом случае, политики не могут найти в общественном мнении серьезную опору для жесткой конфронтации с Польшей. Российское общество настроено в отношении Польши скорее сдержанно-спокойно, без больших негативных эмоций.

Проблемы отношений

Среди проблем, осложняющих современные российско-польские отношения, можно выделить следующие.

Экономические противоречия. Хорошо известна «мясная» торговая война между Россией и Польшей, которая негативно отразилась на двусторонних отношениях, в частности, стимулировав вето польского правительства на переговоры России и Европейского Союза. Однако сами по себе торговые войны не обязательно конвертируются в политические проблемы (об этом свидетельствует многолетний опыт западных государств). Характерно, что Польша не была среди стран, которые Россия считает виновными в замедлении процесса своего вступления в ВТО. Эта ответственность прежде всего возлагается на США, тогда как польская позиция является составляющей общей политики Евросоюза в данном вопросе. Кроме того, только при правительстве Ярослава Качиньского экономические противоречия привели к серьезным политическим последствиям – таким образом, значительную роль в данном вопросе играет субъективный фактор, носящий преходящий характер (в России он действует меньше с учетом феномена преемственности российской политической власти).

Более сложный экономико-политический вопрос – строительство Северо-Европейского газопровода между Россией и Германией в обход Польши, которое может привести к снижению роли Польши как транзитной страны. Однако данный проект реализуется совместно Россией и Германией и соответствует интересам крупнейших германских газовых концернов. Тем самым существенно снижаются возможности для конвертации этих противоречий в масштабный конфликт. Кроме того, строительство газопровода способствует лишь диверсификации маршрутов газовых поставок, а не полной ликвидации транзитного статуса Польши. Тем более, что «Газпром» недавно подписал соглашение о вхождении в число собственников компании «Белтрансгаз» - тем более ему будет невыгодно полностью отказаться от западного сухопутного маршрута.

Членство Польши в НАТО. Сама по себе эта проблема не носит значительного характера – Россия достаточно спокойно отнеслась к интеграции Польши в состав Североатлантического блока, что было связано с несколькими факторами. Но если слабость России в 1990-е годы (когда проходил процесс интеграции) можно отнести к числу временных факторов, то восприятие Польши как европейской страны, члена западной цивилизации – как постоянное. Характерно, что Самюэль Хантингтон, скептически относившийся к интеграции в НАТО православных стран Европы из-за опасений конфликта с Россией, воспринимал в это время включение в состав блока Польши как закономерное явление, которое не должно вызвать слишком сильного неприятия в Москве. В России в 1990-е годы многие считали, что Запад будет действовать в рамках подобных рекомендаций, что примиряло ее элиту с включением в состав блока не только Польши, но даже стран Балтии (хотя и со значительно большими оговорками).

Однако общее ухудшение отношений между Россией и НАТО после военных действий на Южном Кавказе способно осложнить и российско-польский диалог. Тем более, что Россия воспринимает Польшу (в отличие от Венгрии или Словакии) как сторонника антироссийской линии в НАТО, более близкой к США, чем к «старой Европе», с которой Россия смогла выстроить более позитивные отношения. Однако сам по себе натовский фактор является второстепенным.

«Третий позиционный район» ПРО США. Более существенной для российско-польских отношений представляется проблема размещения элементов третьего позиционного района ПРО США на территории стран Центральной Европы: Польши и Чехии. Официально этот проект мотивируется необходимостью защиты территории Европы от потенциальной иранской угрозы, однако в России его считают направленным именно против нее. При этом речь идет о практически консенсусной позиции, разделяемой всеми четырьмя российскими парламентскими партиями – лишь незначительное меньшинство (либеральные «западники») не считают американскую ПРО угрозой для России. Однако это меньшинство не пользуется сейчас серьезным политическим влиянием.

В течение некоторого времени в России преуменьшалась степень консолидированности польской политической элиты по вопросу о ПРО, существовала тенденция к преувеличению противоречий между позициями президента Леха Качиньского и премьер-министра Дональда Туска. Эта точка зрения поддерживалась как стилистическими различиями в позициях лидеров страны (так, Туск вскоре после своего прихода на пост главы правительства инициировал консультации с Россией по вопросам ПРО, которых избегал Качиньский), так и различными методами ведения переговоров с США по данному вопросу. Фактически Туск принял тактику политического торга с США, тогда как Качиньский был ориентирован на скорейшее подписание соглашений.

Впрочем, преуменьшение степени разногласий касалось, преимущественно, российских СМИ. Политики, всерьез влияющие на принятие решений, не видели в данном случае принципиальных разногласий между различными польскими политиками, признавая высокую ценность для польской элиты стратегических отношений с США. Речь шла только о том, когда будет достигнут компромисс – до или после президентских выборов в США. Поэтому подписание польско-американского соглашения в разгар конфликта на Южном Кавказе не стало для Москвы сюрпризом. Об этом свидетельствует реакция российской стороны на подписание соглашения – выдержанный в подчеркнуто спокойных тонах визит в Польшу российского министра иностранных дел Сергея Лаврова. Для России было невыгодно осложнение отношений с Варшавой в ситуации, когда российско-западные отношения находились в состоянии серьезнейшего за последние два десятилетия кризиса. Так как был взят принципиальный курс на сохранение максимально возможного позитива на европейском направлении (хотя уровень доверия между Россией и Европой неизбежно понижался), то более мягкая позиция России по отношению к Польше выглядела вполне естественно.

Представляется, что в России, разумеется, и дальше будут негативно относиться к размещению американской ПРО в Польше и Чехии, но ответные действия будут тщательно выверяться. Более того, вопрос о размещении американских противоракет в Польше носит длительный характер, растянут на несколько лет (обратим внимание на сокращение Конгрессом США ассигнований на реализацию данного проекта), что снижает остроту вопроса. Наконец, существует ряд технических проблем, которые при обсуждении данного вопроса могут выйти на первый план и создать основу для принятия компромиссных решений – в частности, речь идет о возможности проведения инспекций объектов ПРО российскими офицерами.

Конкуренция на постсоветском пространстве. Это самая важная проблема в двусторонних отношениях. Россия считает территорию СНГ своей сферой влияния, что расходится с позицией западных стран, в том числе и Польши. В Украине, Белоруссии, Грузии интересы России и Польши носят противоположный характер. Если Польша настаивает на необходимости демократического развития постсоветских государств, то Россия полагает, что подобные действия направлены на снижение ее влияния в регионе, «размывание» пророссийских элит, продвижение во власть прозападно настроенных политиков. В свою очередь, в Польше Россия воспринимается как империя, стремящаяся любыми средствами к геополитическому реваншу, воссозданию СССР, хотя бы и в модифицированном виде.

Во-первых, отметим тесные связи польской политической элиты и «оранжевых» сил в Украине со времени, предшествовавшей революции 2004 года, тогда как Россия делала ставку на Партию регионов Виктора Януковича. Необходимо отметить, что в тот период президентом Польши был левоцентрист Александр Квасьневский, так что симпатии к «оранжевым» носят консенсусный характер (исключение, подтверждающее правило, представляет лишь бывший депутат Сейма от «Самообороны» Матеуш Пискорский). На грузинском направлении как президент, так и правительство Польши поддержали Михаила Саакашвили во время августовского конфликта с Россией – различия заключались лишь в степени эмоциональности и конфронтационности. Польша является одним из основных сторонников скорейшего присоединения Украины и Грузии к Плану действий по интеграции в НАТО.

Во-вторых, Россия поддерживает режим Александра Лукашенко в Белоруссии в том виде, в котором он сложился в 1990-е годы (и вошел в состав Союзного государства), тогда как Польша, наряду с другими европейскими странами, настаивает на его демократизации. Интересы в этом вопросе также очень сложно совместить, хотя на белорусском направлении конкуренция носит не столь жесткий характер (приоритетом режима Лукашенко в обозримом будущем останется пророссийская ориентация).

В обозримом будущем гармонизация российско-польских интересов на постсоветском пространстве вряд ли возможна – слишком велики расхождения сторон. Изменения возможны лишь в общем контексте отношений между Россией и Европой на основе учета взаимных интересов.

«Войны памяти» . Эта тема носит болезненный характер для Польши, в первую очередь, в контексте катынской драмы. Россия находится в стадии самоутверждения и болезненно реагирует на утверждения о своей исторической вине, хотя бы и в отдаленном прошлом. В то же время она не хочет отказаться от официальной точки зрения, возлагающей ответственность за катынскую трагедию на советские карательные органы. «Сталинская» точка зрения, согласно которой польские офицеры были расстреляны немцами, носит маргинальный характер и поддерживается лишь националистическими и коммунистическими кругами, а также (в разной степени) некоторыми СМИ. Последние используют эту тему в опосредованной полемике с польской стороной. Более популярной является точка зрения, согласно которой катынский расстрел был ответом на гибель красноармейцев во время и после советско-польской войны 1920 года (она проникает даже в материалы для школьных учебников). При этом численность погибших красноармейцев в публицистике резко завышается по сравнению с результатами исследований российских и польских историков.

В катынской теме есть еще два осложняющих момента. Первый из них - отказ российских властей рассекретить все материалы об этом преступлении. Насколько можно судить, он был связан с нежеланием обнародовать имена исполнителей этого преступления, некоторые из которых могут быть еще живы. Опыт политики балтийских стран в отношении бывших советских чиновников и военных, обвиняемых в совершении геноцида, показал, что и сейчас возможно уголовное преследование таких людей. Второй момент – опасения российской стороны, что потомки погибших офицеров обратятся с исками к России в Европейский суд по правам человека. Отсюда и крайне сдержанное отношение к судебной реабилитации погибших (на минувшей неделе суд вновь отклонил просьбу о реабилитации), которая открывает путь к подобному развитию событий (в связи с аналогичными опасениями затягивалась и реабилитация последнего российского царя Николая II, которая состоялась лишь 1 октября 2008 года).

Тема «войн памяти», несмотря на свою болезненность, может быть смягчена в связи с тем, что степень ее напряженности в значительной степени зависит от политических отношений между странами. В случае повышения доверия в этих отношениях можно будет рассматривать вопрос о позитивных изменениях в этом вопросе. Время и спокойное обсуждение трудных проблем способны залечить многие раны.

Государственный праздник. Провозглашение 4 ноября (день освобождения Москвы от польских войск в 1612 году) государственным праздником России сложно рассматривать как сознательное антипольское решение. Дело в том, что перед российской властью стояла задача подбора замены 7 ноября (день прихода к власти большевиков в 1917 году) – этот день, несмотря на коренные политические изменения, продолжал оставаться государственным праздником, что максимально использовалось находящейся в оппозиции Коммунистической партией. В этот день она устраивала массовые акции, которые посещали россияне, ностальгически относившиеся к советскому прошлому. Новая Россия, кроме того, нуждалась в собственных атрибутах, которые вписывались бы в традицию старой «досоветской» России. День 4 ноября в этом отношении выглядел весьма привлекательно – близкий к 7 ноября (так что сохранялся привычный россиянам выходной день в первой декаде ноября), православно ориентированный (в этот день верующие отмечают праздник традиционно почитаемой в России Казанской иконы Божьей Матери), патриотичный и, разумеется, некоммунистический праздник. Кроме того, этот праздник был связан с окончанием Смуты, что создавало параллели с деятельностью Владимира Путина, при котором произошла социально-экономическая стабилизация.

Проблемы в российско-польских отношениях не стоит не преувеличивать, не преуменьшать. При теперешнем непростом состоянии двусторонних отношений возможно решать многие вопросы на компромиссной основе. Речь, в первую очередь, идет об экономических отношениях; «войны памяти» возобновляются и затухают в зависимости от политической конъюнктуры. Тесное сотрудничество Польши и США в вопросе создания «третьего позиционного района ПРО» является более существенной проблемой для России, но при этом подлежит обсуждению в ходе консультаций, позволяющих в будущем выйти на компромиссные решения.

Главная проблема двусторонних отношений – разногласия в вопросе определения «правил игры» на постсоветском пространстве. Как Россия, так и Польша действуют на этой территории как активные геополитические игроки, находящиеся друг с другом в конкурентных отношениях. Возможность улучшения ситуации зависит в значительной степени от общего характера отношений между Россией и Европой (в контекст которых могут быть вписаны и российско-польские связи) и остроты существующих раздражителей, в первую очередь, атлантической интеграции Грузии и Украины.

Алексей Макаркин – вице-президент Центра политических технологий

О нынешних российско-польских отношениях и конфликте между новой польской властью и ЕС в интервью Эксперту Online рассказал Специалист по европейской политике, доцент НИУ ВШЭ Дмитрий Офицеров-Бельский.

За грузы и генерала

В последнее время между Россией и Польшей разгорается новый скандал - на этот раз с перевозчиками. В чем его причина?

Изначально это был исключительно экономический вопрос, который приобрел затем и политическую окраску. С польской стороны была попытка получить значительно большие, чем прежде, квоты. Между тем, рынок автоперевозок так устроен, что каждая из сторон имеет свои строго определенные лимиты, что должно поставить перевозчиков из разных стран в приблизительно равные условия. Есть и многочисленные сопутствующие вопросы, такие как плата за пользование дорогами в другой стране и т.д.

В принципе, такие проблемы случались и раньше, но в результате удавалось договариваться. Но сейчас проблема заключается даже не только в том, что поляки хотят вытеснить российских перевозчиков, но и в том, что их целью является фактическая монополизация грузоперевозок с Россией и Белоруссией в рамках ЕС. Обходных путей, по большому счету, нет и они решили на этом сыграть. Сыграли, и в результате на данный момент обе стороны терпят убытки, а потенциально могут выиграть перевозчики из Литвы и Белоруссии. Кстати, последней было срочно выдано десять тысяч разрешений, чтобы товаропоток полностью не встал. И еще, конечно же, выиграют в Финляндии – если решение проблемы затянется, то грузы пойдут через финские порты.

Если же говорить о юридической стороне дела, то все квоты делятся на три категории: транзитные перевозки, двусторонние перевозки и так называемые перевозки в пользу третьих стран. В последнем случае это может быть, например, перевозка груза из Берлина в Москву польскими транспортными компаниями. И с того момента как у нас в стране вступили в силу изменения в законодательстве, трактовка перевозок в пользу третьих стран радикально изменилась. Теперь, кстати, таковой считается и траспортировка товаров, произведенных в Польше зарубежными компаниями.Согласно новым нормам такие перевозки сильно ограничиваются. Так что удар по польским транспортным компаниямполучается достаточно серьёзный и им есть из-за чего спорить.

Еще одним скандалом стала ситуация с памятником Черняховскому, которая вылилась в очень острую дискуссию российского министра культуры Владимира Мединского с польской ведущей. В чем генерал виноват?

Потрясающий генерал был, между прочим. Командовал 3-м Белорусским фронтом, а ему тогда не было и сорока. Однако в Польше вменяют ему в вину то, что якобы под его руководством осуществлялось разоружение боевиков Армии Крайовой после вступления советских войск на территорию Польши. Документальных подтверждений этому нет, да и быть не может. Просто потому, что такие задачи не входили в его функционал. Так называемой «августовской облавой» руководили помощник начальника Главного Управления „СМЕРШ“ генерал-майор Горгонов и начальник Управления Контрразведки 3-го Белорусского фронта генерал-лейтенант Зеленин. А приказ отдавался начальником СМЕРШа Виктором Абакумовым. Эта операция была не совсем по армейской части, по крайней мере с точки зрения планирования и руководства. Не уверен, что все эти тонкости в Польше знают.

Но есть и другой важный вопрос. Я говорю о мифе об Армии Крайовой как о героях без страха и упрека, боровшихся за свободу своей отчизны. На деле же за исключением Варшавского восстания практически до конца войны никакой реальной борьбы этой «армии» с немцами не было. Скажем так, эта «армия» была так хорошо законспирирована, что не проявляла себя ни словом, ни действием. Впрочем, немцы отмечали некоторую принципиальность польских боевиков – они грабили только белорусов и нападали на спасавшихся бегством евреев, но поляков не трогали. С приходом советских войск совершали вылазки и грабежи обозов, что и повлекло неизбежную реакцию.

Обречены на конфликт?

Помимо тактических проблем у нас с Польшей продолжаются и стратегические конфликты, в частности на Украине. В чем суть российско-польского противостояния на Украине? Разве Варшаве нужен киевский режим в нынешнем состоянии? И, кстати, почему украинцы берут политических варягов из провалившей реформы Литвы, но не из сравнительно успешно прошедшей горнило реформ Польши?

Польские советники на Украине присутствуют, но их вряд ли кт-то слушает: украинские элиты слишком поглощены процессом передела собственности. А на значимые должности в украинской власти никто из серьезных персон не пойдет – репутация дороже.

Если же говорить о польских интересах на Украине, то они весьма велики. Начиная от экономических, заканчивая стратегическими мифологемами. Я имею в виду ту знаменитую фразу Бжезинского, которого нигде кроме как в Польше давно уже всерьез не воспринимают - о том, что России никогда не стать вновь империей, если только она вновь не присоединит к себе Украину.

Да, в Польше видят сейчас совсем не те изменения на Украине, каких хотелось изначально. Но самое главное для Варшавы - продолжение процесса дерусификации Украины. В общем-то достаточно одного этого, чтобы продолжать поддерживать политику нынешних киевских властей.

Насколько вообще принципиальна и системна антироссийская заточенность польской внешней политики? Или тут на Варшаву в Москве наговаривают?

Можно заметить, что из всех стран Восточной Европы плохие отношения у России только с теми странами, с которыми она граничит. Кроме Польши это еще и прибалтийские республики. И дело не в особой исторической памяти – был и чехословацкий 1968 год и венгерский 1956 год. А если углубиться в историю, то венгры до сих пор помнят подавление войсками Николая I восстания против Габсбургов в XIX веке. Но это не мешает текущим делам, так что историческая память здесь ни при чем. А вот попытка сыграть на своем пограничье с Россией и любой конфликт ловить как попутный ветер – это есть.

Есть еще одна закономерность. Отношения с Польшей всегда налаживаются когда начинается нормализация отношений Москвы и Вашингтона. «Дружба» Путина и Квасневского длилась ровно до тех пор, пока Россия не испортила отношения с США, выступив против операции по свержению Саддама. А разрядка, которую обыкновенно связывают с гибелью Леха Качиньского и конструктивной поначалу политикой Туска, на самом деле была связана с «перезагрузкой» в российско-американских отношениях. Закончилась перезагрузка, завершилась и нормализация отношений с Варшавой.

Существуют ли тогда перспективы выстраивания нормальных российско-польских отношений? Что для этого нужно сделать? Версия с пятым разделом Польши не принимается.

Повода для нормализации отношений у России и Польши нет. Тем более, что это во многом зависит от Соединенных Штатов. Возможно, ситуация могла бы быть иной, если бы у нас имелись достаточно весомые темы для двусторонней повестки. Но их нет – ни в экономике, ни в политике. При этом мы не можем быть друг к другу совершенно нейтральны и это оставляет простор лишь для политических склок и негатива.

Европейская страна?

Польша считает себя лидером Восточной Европы. Но считают ли ее таковой восточноевропейцы?

Первоначально это были только амбиции. Более того, одно время Польша оказалась даже в изоляции среди стран Вышеградской группы. Но теперь ситуация иная и польское лидерство является несомненным. И это не только следствие польских успехов в экономике или, к примеру, того, что она обладает армией, превышающей совокупно армии Чехии, Венгрии и Словакии. Во многом благодаря польской активности на нее сделали ставку в Вашингтоне, Берлине и Брюсселе. И теперь будет интересно понаблюдать за развитием событий, учитывая то, что Качиньский и его молодые товарищи стали головной болью для своих прежних европейских союзников.

Прежние союзники дают понять, что Польша при Качиньских идет куда-то не туда. Получается, они признали, что Польша так и не стала ответственным членом ЕС?

Сложно говорить об ответственных членах ЕС сейчас, когда каждая европейская страна готова заботиться лишь исключительно о собственных интересах. К примеру, можно ли Великобританию назвать ответственным членом ЕС? Она таковым никогда не была, но уважать британцев и прислушиваться к их мнению обязаны были все. Сейчас Польша открыто солидаризируется с британскими требованиями по реформе ЕС и для Брюсселя это дополнительное испытание. Но представлять ситуацию исключительно в темных тонах, как это любят делать у нас, совершенно не стоит. Стоило в Бундестаге обмолвиться о возможности санкций в отношении Польши как у нас все замерли в предвкушении наказания поляков. Нет, ничего критического пока не произошло и, мне кажется, не произойдет. Конфликт с Брюсселем, а точнее с нынешним составом еврочиновников, не означает кризиса в отношениях с остальными европейскими странами. А если говорить о соседях по региону, то там Польша имеет все шансы возглавить фланг евроскептиков. Что же касается отношений с Германией, то поляки сейчас позволяют себе демонстрацию независимости, политики вступают в острые полемики, но в реальности никакого принципиального пересмотра отношений между двумя странами не произошло. Думаю, что нормализация отношений произойдёт еще до новых выборов в Бундестаг, которые состоятся в сентябре 2017 года. Хотя столь нарочито теплыми и полными взаимных комплиментов как раньше они, конечно же, не будут.

Почему в российско-польских отношениях все так сложно

Вопрос взаимоотношений русских и поляков исторически непростой. Настолько, что практически любая тема, имеющая отношение к двум народам, может перерасти в ссору, полную взаимных упреков и перечисления грехов. В этой остроте взаимной привязанности есть что-то непохожее на тщательно скрываемую отчужденную враждебность немцев и французов, испанцев и англичан, даже валлонов и фламандцев. В отношениях русских и поляков, пожалуй, никогда не будет отрезвляющего холода и отведенных в сторону взглядов. «Лента.ру» постаралась разобраться, в чем причина такого положения вещей.
Начиная со Средних веков в Польше всех православных, живших на территории прежней Киевской Руси, звали руссами, не делая различий для украинцев, белорусов и русских. Даже в XX веке в документах министерства внутренних дел определение идентичности, как правило, шло по религиозной принадлежности - католик, православный или униат. В те времена, когда князь Курбский искал убежища в Литве, а князь Бельский - в Москве, взаимная связь была уже достаточно сильной, различия очевидными, но взаимного восприятия через призму «свой-чужой» не было. Возможно, это нормальное свойство феодальной эпохи, когда о национальной идентичности говорить еще рано.
Любое самосознание формируется в кризисные эпохи. Для России в XVII веке это была эпоха Смуты, для Польши - Шведского потопа (вторжение шведов в Речь Посполитую в 1655-1660 годах). Один из важнейших результатов «потопа» - изгнание протестантов из Польши и последующее усиление влияния католической церкви. Католицизм стал благословением и проклятием Речи Посполитой. Вслед за протестантами под удар попали православные, составлявшие немалую часть населения страны, а в государстве был запущен механизм самоуничтожения. Прежнее польско-литовское государство отличалось достаточно высокой национальной и религиозной терпимостью - вместе удачно сосуществовали польские католики, мусульмане, караимы, православные и язычники, литовцы, поклонявшиеся Перкунасу. Неудивительно, что кризис государственной власти, начавшийся при самом выдающемся из польских королей Яне III Собеском, привел к катастрофическому сжатию, а затем и гибели польского государства, потерявшего внутренний консенсус. Система государственной власти открывала слишком много возможностей для конфликтов, давая им легитимность. Работу сейма парализовало право liberum veto, позволявшее любому депутату своим голосом отменять все принятые решения, а королевская власть была вынуждена считаться со шляхетскими конфедерациями. Последние представляли собой вооруженное объединение шляхты, имевшей полное право при необходимости выступать против короля.
В то же время к востоку от Польши шло окончательное оформление русского абсолютизма. Потом поляки будут говорить о своей исторической склонности к свободе, а русские одновременно гордиться и стесняться самодержавной природы своей государственности. Последующие конфликты, как обычно в истории неизбежные для соседних народов, приобрели почти метафизический смысл соперничества двух очень разных по духу народов. Впрочем, наряду с этим мифом сформируется и другой - о неспособности как русских, так и поляков воплощать в жизнь свои идеи без насилия. Известный польский общественный деятель, главный редактор Gazeta Wyborcza Адам Михник замечательно пишет об этом: «Раз от разу мы чувствуем себя как ученики волшебника, высвободившие из заточения никому не подвластные силы». Польские восстания и русская революция, в конце концов, украинский Майдан - бессмысленный и беспощадный инстинкт самоуничтожения.
Российская государственность крепчала, но это не было, как может показаться теперь, следствием территориального и человеческого превосходства над соседями. Наша страна тогда представляла собой огромную, плохо освоенную и малонаселенную территорию. Кто-то скажет, что эти проблемы есть и сегодня и, вероятно, будет прав. В конце XVII века население Московского царства превышало 10 миллионов человек, что немногим более, чем в соседней Речи Посполитой, где проживали 8 миллионов, а во Франции - 19 миллионов. В те времена у соседей-поляков не было и не могло быть комплекса малого народа, которому угрожают с Востока.
В российском случае все дело было в исторических амбициях народа и власти. Сейчас уже ничуть не кажется странным, что завершив Северную войну Петр I принял титул Императора Всероссийского. Но давайте взглянем на это решение в контексте эпохи - ведь русский царь поставил себя над всеми прочими европейскими монархами. Священная Римская империя германской нации не в счет - она не была примером или соперником и переживала свои худшие времена. В отношениях с польским королем Августом II Сильным Петр I безусловно доминировал, и по степени развития Россия начинает опережать своего западного соседа.


Буквально за столетие Польша, спасшая Европу от турецкого нашествия в 1683 году под Веной, превратилась в совершенно нежизнеспособное государство. Историки уже завершили споры о том, внутренние или внешние факторы стали фатальными для польской государственности в XVIII веке. Конечно же, все решило их сочетание. Но что касается моральной ответственности за постепенный закат могущества Польши, то тут вполне определенно можно сказать, что инициатива первого раздела принадлежала Австрии, второго - Пруссии, а завершающего третьего - России. Все поровну, а это не детский спор о том, кто первый начал.
Реакция на кризис государственности была хоть и запоздалой, но плодотворной. В стране начинает работу Эдукационная комиссия (1773-1794), которая была фактически первым в Европе министерством образования. В 1788 году собирается Четырехлетний Сейм, воплощавший идеи Просвещения практически одновременно с французскими революционерами, но гораздо более гуманно. Первая в Европе и вторая в мире (после американской) Конституция 3 мая 1791 года принимается в Польше.
Это было прекрасное начинание, но в нем не было революционной силы. Конституция признала польским народом всех поляков вне зависимости от сословия (раньше таковым считалась только шляхта), но сохранила крепостное право. Положение Литвы заметно улучшалось, но саму Конституцию никто не подумал перевести на литовский язык. Последовавшая реакция на изменения в государственном строе Польши повлекла два раздела и падение государственности. Польша превратилась, по выражению британского историка Нормана Дэвиса, в «игрушку Бога», а если говорить проще - в объект соперничества и согласия соседних, а порой и далеких держав.
Поляки отвечали восстаниями, главным образом на территории Царства Польского, ставшего частью Российской империи в 1815 году по итогам Венского конгресса. Именно в XIX веке два народа узнали друг друга по-настоящему, тогда же сформировалось взаимное притяжение, порою неприязнь, а зачастую - непризнание. Николай Данилевский считал поляков чужеродной частью славянства, и аналогичный подход позже появится у поляков в отношении русских.
Польские повстанцы и российские самодержцы видели будущее по-разному: одни мечтали о возрождении государственности любыми путями, другие мыслили категориями имперского дома, в котором найдется место для всех, и для поляков в том числе. Нельзя и недооценивать контекст эпохи - в первой половине XIX века русские были единственным славянским народом, обладавшим государственностью, и при том великой. Османское господство на Балканах рассматривалось как порабощение, а русская власть - как избавление от страданий (от тех же турок или персов, германцев или шведов, или же просто от туземной дикости). Такой взгляд на самом деле был не лишен резона - имперские власти очень лояльно относились к традиционным верованиям и обычаям подвластных народов, не пытались добиться их обрусения, а во многих случаях переход под власть Российской империи был настоящим избавлением от уничтожения.


Следуя своей обычной политике, российские самодержцы охотно интегрировали местные элиты. Но если говорить о Польше и Финляндии, то тут система давала сбои. Мы можем вспомнить разве что князя Адама Ежи Чарторыского, занимавшего в 1804-1806 годах пост российского министра иностранных дел, но больше думавшего об интересах Польши.
Противоречия накапливались постепенно. Если в 1830 году польские повстанцы вышли со словами «За нашу и вашу свободу», то в 1863-м помимо лозунга «Свобода, равенство, братство» раздавались уже совершенно кровожадные призывы. Методы партизанской войны внесли ожесточение, и даже либерально настроенная публика, поначалу симпатизировавшая повстанцам, быстро свое мнение о них изменила. Кроме того, восставшие думали не только о национальном освобождении, но и о восстановлении государственности в тех границах, что были у Речи Посполитой до разделов. А лозунг «За нашу и вашу свободу» практически утерял прежний смысл и теперь более был связан с надеждой, что другие народы империи поднимутся, и тогда она неминуемо рухнет. С другой стороны, давая оценку таким устремлениям, нужно не забывать о том, что и русские народовольцы с анархистами вынашивали не менее разрушительные планы.
Плотное, но несколько брезгливое соседство двух народов в XIX веке породило в основном негативные стереотипы. Во время петербургских пожаров 1862 года среди народа даже бытовало убеждение, что во всем виноваты «студенты и поляки». Это было следствием тех обстоятельств, при которых народы встречались. Немалая часть поляков, с которыми имели дело русские, были политическими ссыльными, нередко повстанцами. Их участь в России - постоянные скитания, нужда, изгойство, необходимость приспосабливаться. Отсюда представления о польской вороватости, хитрости, льстивости и болезненном гоноре. Последнее тоже понятно - эти люди пытались в трудных условиях сохранить человеческое достоинство. С польской стороны о русских формировалось столь же неприятное мнение. Грубость, жестокость, неотесанность, раболепие перед властями - вот что такое эти русские.


Среди повстанцев было много представителей шляхты, как правило, хорошо образованных. Их ссылка в Сибирь и на Урал волей-неволей имела позитивное культурное значение для отдаленных регионов. В Перми, например, до сих пор помнят архитектора Александра Турчевича и основателя первого книжного магазина Юзефа Пиотровского.
После восстания 1863-1864 годов политика в отношении польских земель серьезно изменилась. Власти стремились во что бы то ни стало избежать повторения мятежа. Однако в глаза бросается полное непонимание национальной психологии поляков. Российские жандармы поддерживали тот тип поведения населения Царства Польского, который лучше всего соответствовал их собственному мифу о несгибаемости польского духа. Публичные экзекуции, преследования католических священников лишь способствовали формированию культа мучеников. Попытки русификации, в частности, в системе образования, были крайне неудачные.
Еще до восстания 1863 года в польском обществе утвердилось мнение о том, что «развестись» с восточным соседом все равно не удастся, и усилиями маркиза Велепольского проводилась политика консенсуса в обмен на реформы. Это дало свои результаты - Варшава стала третьим по численности населения городом Российской империи, а в самом Царстве Польском начались реформы, выводившие его на передовые позиции в империи. Чтобы экономически связать польские земли с прочими российскими губерниями, в 1851 году было принято решение о строительстве железной дороги Петербург - Варшава. Это была четвертая по счету железная дорога России (после Царскосельской, Петербургско-Московской, и Варшавско-Венской). В то же время политика российских властей была направлена на ликвидацию автономии и отделение от Царства Польского восточных территорий, некогда бывших частью исторической Речи Посполитой. В 1866 году десять губерний Царства Польского были непосредственно присоединены к российским землям, а в следующем году ввели запрет на использование польского языка в административной сфере. Логическим итогом этой политики стало упразднение должности наместника в 1874 году и введение должности варшавского генерал-губернатора. Сами польские земли именовались Привислинским краем, о чем поляки помнят до сих пор.
Такой подход нельзя назвать в полной мере осмысленным, поскольку он актуализировал неприятие всего российского и, более того, способствовал миграции польского сопротивления в соседнюю Австро-Венгрию. Несколько раньше русский царь Николай I горько шутил: «Самым глупым из польских королей был Ян Собеский, а самым глупым из русских императоров - я. Собеский - потому что спас Австрию в 1683-м, а я - потому что спас ее в 1848-м». Именно в Австро-Венгрии в начале XX века получили убежище польские экстремисты, в том числе будущий национальный лидер Польши Юзеф Пилсудский.


На фронтах Первой мировой войны поляки сражались с обеих сторон в надежде, что конфликт ослабит великие державы, и Польша в итоге обретет независимость. В то же время краковские консерваторы рассматривали вариант триединой монархии Австро-Венгро-Польши, а пророссийские националисты, такие как Роман Дмовский, видели наибольшую угрозу для польского национального духа в германизме.
Завершение Первой мировой войны не означало для поляков, в отличие от прочих народов Восточной Европы, окончания перипетий государственного строительства. В 1918 году поляки подавили Западно-Украинскую народную республику, в 1919-м присоединили Вильно (Вильнюс), а в 1920-м совершили Киевский поход. В советских учебниках солдаты Пилсудского именовались белополяками, но это не совсем верно. Во время тяжелейших боев между красноармейцами и деникинской армией польские войска не только прекратили продвижение на восток, но и дали понять большевикам, что приостанавливают активные операции, тем самым позволив красным довершить разгром Добровольческой армии. В среде русской эмиграции еще долгое время это воспринималось как предательство. Далее - поход Михаила Тухачевского на Варшаву и «чудо на Висле», автором которого был сам маршал Юзеф Пилсудский. Поражение советских войск и огромное количество пленных (по оценкам видного слависта Г.Ф. Матвеева, около 157 тысяч человек), их нечеловеческие страдания в польских концлагерях - все это стало источником почти неиссякаемой враждебности русских к полякам. В свою очередь, поляки испытывают аналогичные чувства к русским после Катыни.
Вот чего не отнять у наших соседей - так это способность хранить память о своих страданиях. Практически в каждом польском городе есть улица, названная в честь жертв катынских расстрелов. И никакое решение проблемных вопросов не приведет к их переименованию, принятию исторической данности и внесению поправок в учебники. Точно так же в Польше будут еще долго вспоминать пакт Молотова - Риббентропа и Варшавское восстание. Мало кто знает, что старые уголки польской столицы на самом деле заново отстроены по картинам и фотографиям. После подавления нацистами Варшавского восстания город был уничтожен полностью и выглядел приблизительно так же, как советский Сталинград. Любые рациональные доводы, объясняющие невозможность поддержки повстанцев Советской армией, не будут приняты в расчет. Это часть национального предания, которое важнее, чем сухой факт потери во Второй мировой войне порядка 20 процентов населения. В свою очередь в России с грустью будут думать о неблагодарности поляков, как и всех прочих славян, за которых мы заступались последние три столетия.
Причина взаимного непонимания России и Польши в том, что у нас разные судьбы. Мы меряем разными мерами и рассуждаем, используя разные категории. Могущественная Речь Посполитая превратилась в «игрушку Бога», а находившаяся некогда на задворках Московия стала великой империей. Даже вырвавшись из объятий «большого брата», Польша никогда не обретет другой доли, как быть спутником иных держав. А для России нет иной судьбы, как быть империей или не быть вообще.

Дмитрий Офицеров-Бельский доцент НИУ Высшая Школа Экономики

Если поляки хотят остаться великим народом, им необходима военно-экономическая интеграция с россиянами

Оголтелая толпа, словно наэлектризованная демонической энергией, перекошенные злобой лица. Нет, это не Ближний Восток с извечным противостоянием израильтян и арабов, не полыхающий огнем уличных столкновений Египет и не тонущие в омуте гражданских войн – «спасибо» американской «демократии» – Ирак и Ливия. Это центр Восточной Европы и внешне респектабельная Варшава. А вырвавшийся наружу джинн ненависти нацелен на Россию, некогда освободившую Польшу от фашизма. И иной раз кажется, что наши братья-славяне старательно пытаются об этом забыть.

Впрочем, предпоследнее предложение вызовет ехидные комментарии: как же, как же, освободившая… Только вот за пять лет до того Красная армия вонзила нож в спину героически – без иронии – сражавшемуся с вермахтом Войску польскому. А в 1944-м якобы умышленно не оказала помощь поднятому в Варшаве антигитлеровскому восстанию, наконец, освободители не захотели покидать страну после окончания войны, по сути оккупировав ее, уничтожив подпольную Армию крайову.

Да, не спорю, было и такое. Трудно не согласиться и с тем, что многовековые и потемневшие от крови страницы российско-польских отношений, пожалуй, самые горькие в двух славянских народов. Братских. От этого тоже никуда не денешься.

И что поразительно: с Германией у поляков также, мягко говоря, все складывалось непросто, но мусорные баки у забора ее посольства они не сжигают. Да и такой ненависти, как к нам, к немцам они не испытывают – во всяком случае не выражают ее в столь диких формах, как это было 11 ноября ушедшего года у здания российского посольства. Почему? Попробуем разобраться.

Откуда пошла неприязнь

Истоки антипатии некоторой части поляков к русским можно найти в двух конкретных датах: 15 июля 1410 года и 28 июня 1569 года.

Первая из них связана с победой польско-литовских войск при непосредственной помощи русских полков и татарских отрядов над армией Тевтонского ордена. Вторая вошла в историю Люблинской унией, положившей начало Речи Посполитой – объединенному Королевству Польскому и Великому княжеству Литовскому. Почему именно эти две даты? Потому, что Грюнвальд дал импульс рождению имперской идеи в среде польского рыцарства (шляхты), а Люблинская уния оформила ее, можно сказать, юридически. И с появлением на свет Речи Посполитой шляхта ощутила себя великим, выражаясь языком Гегеля, историческим народом, впрочем, сам философ поляков, равно как и славян в целом, к таковым не относил. Но это так, к слову.

Таким образом, формирование польского имперского сознания началось с грюнвальдской победы. В чем это выразилось? В так называемой идеологии сарматизма. Ее родоначальником стал выдающийся польский хронист и дипломат Ян Длогуш, живший в XV веке. Его младший соотечественник – Мацей Меховский закрепил эту идею, точнее, мифологему в трактате «О двух сарматиях».

На его страницах он утверждал льстящее самолюбию шляхты происхождение поляков от сарматов, кочевавших в VI–IV веках до н. э. в причерноморских степях. Причем, с точки зрения шляхты, только она и представляла собой истинно польский народ, являвшийся потомком сарматов, местное крестьянство воспринималось не иначе как быдло и никакого отношения к некогда могущественным племенам не имело. Так… славяне-простолюдины…

Перед нами причудливое переплетение в сознании шляхты чувства собственного превосходства над теми же «азиатами-русскими» и одновременно внутреннее ощущение неполноценности – а иначе как объяснить дистанцирование от собственного славянского происхождения? Интересно, что во внешних формах сформулированная Меховским идеология, господствовавшая в шляхетской среде в XVI–XVII веках, нашла выражение в сарматском доспехе крылатых гусар – некогда лучшей и самой красиво экипированной кавалерии мира.

Справедливости ради отмечу, что подобное самоощущение было присуще не только нашим западным братьям-славянам, но и русской элите – как здесь не вспомнить утверждение Ивана Грозного о происхождении Рюриковичей от римского Августа-кесаря, изложенное им в послании к шведскому королю Юхану III.

Итак, возомнив себя потомками сарматов, шляхта взяла на себя историческую миссию – нести цивилизацию варварским народам, то есть русским. Потомкам, как полагали поляки, «диких» и «невежественных» скифов. Вдобавок ко всему русские в глазах шляхтичей были схизматиками – раскольниками, некогда отколовшимися от Католической церкви. Напомню, Речь Посполитая видела себя форпостом католицизма в Восточной Европе. То есть по отношению к «московитам» шляхта испытывала чувство и этнического, и религиозного превосходства, которое она пыталась доказать путем экспансионистской внешней политики, выражавшейся в стремлении к завоеванию исконно русских земель – осада польским королем Стефаном Баторием Пскова в 1581–1582 годах. И это было только начало. Во времена Смуты польский король Сигизмунд III Ваза пожелал присоединить погружаемую в омут хаоса Россию к владениям Речи Посполитой.

Заслуживает внимания тот факт, что одновременно с этим он претендовал на шведский престол, чуть позже шляхтичи приняли участие в Тридцатилетней войне, а польские же магнаты боролись с турками и австрийцами за преобладание в Молдавии. Перед нами пример активной экспансионистской политики, свойственной любой империи, и демонстрация на уровне военно-политической воли имперского сознания.

После Смуты на протяжении XVII века Россия и Речь Посполитая не раз еще скрещивали мечи: сначала Смоленская война 1632–1634-го, а потом Русско-польская 1654–1667 годов. Причем, учитывая, что мы виделись шляхте дикими азиатами, и методы борьбы со «скифами» также нередко были соответствующими. Достаточно вспомнить разграбление православных монастырей и храмов поляками и литовцами во времена Смуты, тактику выжженной земли, применяемую князем Иеремией Вишневецким против русских деревень в период Смоленской войны.

В целом польский экспансионизм потерпел крах, но не повлиял на ментальные установки шляхтичей. Но уже тогда, в первой половине XVII столетия у наших западных братьев-славян проявилась черта, приведшая в конечном счете к развалу Речи Посполитой и трагическим страницам польской истории, а именно несоизмеримость военного потенциала страны с ее геополитическими претензиями.

Территориально большая по европейским масштабам на протяжении всей своей истории Речь Посполитая оставалась в сущности раздробленным государством со слабой королевской властью и произволом шляхты. Жившие на Украине магнаты, те же Вишневецкие, были фактически независимыми правителями, располагавшими собственными вооруженными силами. И на исходе XVIII столетия это привело к развалу страны и последующему ее разделу между Российской империей, Прусским королевством и Габсбургской монархией.

А главное – потеря независимости привела к моральному унижению шляхты. Как же – «дикие русские варвары» властвуют над «цивилизованной европейско-сарматской Польшей». Это больно било по самолюбию польской элиты. Ведь имперское сознание стало ее плотью и кровью. Но никакая империя не может кому бы то ни было подчиняться. Погибнуть – да, как пала под ударами турок-османов в 1453 году империя ромеев. Но быть в зависимости от кого бы то ни было – никогда.

В качестве примера приведу эпизод из отечественной истории, а именно стояние на реке Угре в 1480-м. К тому времени Золотая Орда практически распалась, но энергичному хану Ахмату удалось вновь объединить под своей властью значительную часть некогда могущественной державы. Ахмат потребовал от Московской Руси возобновления выплаты дани, подкрепив свои доводы военным походом. Иван III выступил навстречу татарам, но на Угре начал колебаться и готов был признать зависимость от Сарая. Однако к тому времени русская элита уже ощущала себя наследницей ромеев, что нашло выражение в идеологии «Москва – Новый Иерусалим» и чуть позже – «Москва – Третий Рим».

Имперский менталитет

Как я уже отметил, любая имперская идея рождается сначала в сознании, а уж потом находит свое воплощение в государственном строительстве. И именно «Послание на Угру» ростовского архи-епископа Иоанна Рыло переломило настроение Ивана III. В этом документе хан мыслится не законным правителем Руси – царем, как это было прежде, а нечестивым безбожником. В свою очередь Вассиан впервые именовал царем Ивана III.

Так Россия стала царством на уровне ментальных установок правящей элиты, а уже потом, в 1547 году произошло формальное провозглашение монархии. То же самое было и в Польше: сначала Грюнвальд, потом Люблинская уния.

Но рассуждая об имперском менталитете польской элиты, не стоит забывать горькую истину – сами европейцы, жившие к западу от Одера, ни поляков, ни славян вообще своими не считали и не считают. Вспомним историю с избранием в 1574 году на польский трон Генриха Валуа – будущего французского монарха Генриха III. Не прошло и года, как король при первой возможности бежал от своих подданных. Причин было, разумеется, множество, но не последняя из них – именно ментальная несовместимость поляков и французов: для Генриха единоверные ему поляки оказались чужими.

Аналогичная ситуация сложилась и в России: я имею в виду неудачные попытки царя Михаила Федоровича выдать замуж свою дочь Ирину за датского принца Вольдемара – сына короля Христиана IV.

Возможно, сама польская элита в XIX столетии осознавала некую ментальную несовместимость с Западом, однако расставаться с имперским самосознанием не собиралась. Вот только его векторы были смещены в сторону языческих корней польской культуры, но уже не сарматской, а славянской, причем с резко негативным отношением к католицизму. У истоков подобных воззрений стоял выдающийся польский ученый начала XIX века 3ориан Доленга Ходаковский.

Но в целом значительная часть польской интеллектуальной элиты ощущала и ощущает себя именно частью европейской христианской культуры. Например, выдающийся польский эссеист Чеслав Милош в середине 50-х годов прошлого века выпустил книгу с выразительным названием «Родная Европа».

Собственно, в приведенных выше строках ответ на вопрос о причинах более спокойного отношения поляков к немцам, нежели к русским. Первые все же для «потомков» сарматов – свои, родные европейцы. Русские – чужие. Более того, «презренные московиты» более чем на столетие сделались хозяевами Польши. Это и унижало шляхту, и заставляло ее ненавидеть русских и одновременно испытывать по отношению к ним чувство неполноценности, о чем писал известный польский журналист Ежи Урбан: «Презрительное отношение поляков к русским проистекает из польского комплекса неполноценности».

Тем не менее имперская идея в сознании шляхты так и не была изжита, ибо на протяжении XIX столетия поляки стремились не просто обрести независимость, но и восстановить Речь Посполитую в прежних границах, в которых она существовала в XVII веке. Я имею в виду внешнюю политику образованного в 1812 году Королевства Польского – самого верного союзника Наполеона, а также антироссийские восстания в Царстве Польском в 1830–1831 и 1863 годах. Еще раз подчеркну, что эти восстания – не просто борьба за независимость, а именно попытка восстановления империи – Речи Посполитой с включением в ее состав в том числе непольского населения.

Любопытная деталь: именно будучи зависимыми от наполеоновской Франции и пребывая в составе Российской империи, шляхтичи при Александре I сумели создать регулярную, хорошо обученную и главное – дисциплинированную армию, чем не могла похвастаться независимая Речь Посполитая с ее посполитым рушением (ополчением), войсками магнатов и пр.

Путь завоеваний

Наконец в 1918 году вековая мечта поляков сбылась – их родина обрела свободу. Но руководители страны занялись не организацией внутренней жизни на своей земле, потрясенной Первой мировой войной, а… вступили на путь завоеваний, желая возродить империю – вторую Речь Посполитую от «моря и до моря». Чего хотели поляки? Многого. А именно – присоединить Литву, Латвию, Белоруссию, Украину до Днепра.

Отношение к недавним хозяевам Польши – русским также не изменилось: «дикие варвары», недостойные снисхождения. Это я о военнопленных Красной армии, оказавшихся в польских концлагерях после неудачного похода войск большевистского карателя Тухачевского на Варшаву. К слову, окажись тогда во главе красных по-настоящему толковый военачальник, а не дилетант-выскочка, и история независимой Польши завершилась бы, не успев начаться. Однако бездарное командование Тухачевского позволило полякам при помощи французских генералов победить и захватить часть белорусских и украинских земель. Справедливости ради отмечу, что ни белорусы, ни украинцы, ставшие польскими гражданами, особо не протестовали, тем более когда узнали о создании в СССР колхозов. Добавлю, что в 1920 году поляки оккупировали часть Литвы с Вильнюсом.

Мыслившаяся западными державами не более чем санитарным кордоном на пути большевизма в Европу Варшава стремилась реализовать на практике свои имперские амбиции и в межвоенный период. Достаточно вспомнить оккупацию в 1938-м поляками входившей в состав Чехословакии Тешинской области и предъявленный Литве ультиматум с требованием восстановления разорванных в 1920 году дипломатических отношений. Что плохого в восстановлении дипломатических отношений? Ничего, если не считать, что условиями их должно было стать признание де-юре оккупации Польшей Вильнюса. В случае несговорчивости литовцев Варшава обещала применить военную силу. Что ж, по-своему логично – любая империя создается железом и кровью и не особо считается с суверенитетом более слабых стран.

Еще пример имперского сознания польской элиты. Накануне Второй мировой войны Гитлер предъявил территориальные претензии к Чехословакии и выступил с определенными предложениями к Польше, которую в начале 30-х называл «последним барьером цивилизации на Востоке» – именно предложениями, а не претензиями. Реакция обеих стран известна.

В 1938 году Прага безропотно приняла условия Мюнхенского договора и позволила без единого выстрела оккупировать страну. Хотя превосходство чехословацкой армии над вермахтом безоговорочно признавалось немецким генералитетом. Варшава же отказывалась от каких бы то ни было компромиссов с немцами в вопросе так называемого Данцигского коридора и вольного города Данцига. А как я уже отметил, изначальные требования Гитлера к восточному соседу были весьма умеренны: включить Данциг, большинство населения которого и так составляли немцы, в состав Германии, предоставить Третьему рейху право на строительство экстерриториальной железной дороги и шоссе, которые бы соединили собственно Германию с Восточной Пруссией. Кроме того, зная о ненависти польской правящей элиты к Советскому Союзу, Берлин предложил Польше присоединиться к Антикоминтерновскому пакту, направленному против СССР.

Варшава ответила отказом по всем пунктам по весьма простой причине: в польском руководстве прекрасно понимали, что в Берлине им уготована роль младших партнеров. А это противоречило польскому имперскому сознанию. Да и не боялись поляки немцев. Рассуждали они примерно так: «Возможная агрессия со стороны Германии? Ничего страшного: до Берлина сто километров. Дойдем, если что». И это не было пустым бахвальством, ибо имперская политика руководства второй Речи Посполитой подкреплялась довольно успешным военным строительством.

Это миф, будто поляки располагали слабой в техническом отношении армией. На вооружении Войска Польского к 1939 году были средние танки 7ТР – одни из лучших в Европе, превосходившие по тактико-техническим данным боевые машины вермахта. ВВС Польши имели новейшие для своего времени бомбардировщиками Р-37 «Лоси».

Столь быстрая победа гитлеровцев в сентябре 1939 года объясняется превосходством германской военной мысли и над польской, и над франко-английской и, наконец, над советской. Достаточно вспомнить сражения 1941 – первой половины 1942-го.

Вторая мировая война в очередной раз подтвердила, что поляки чужие для Европы. Об этом свидетельствуют их потери в войне и бесчеловечный режим, установленный рейхом в покоренных славянских странах, весьма отличавшийся от существовавшего, скажем, в Дании, Норвегии или Франции. В свое время Гитлер прямо заявлял: «Всякое проявление терпимости по отношению к полякам неуместно. Иначе опять придется столкнуться с теми же явлениями, которые уже известны истории и которые всегда происходили после разделов Польши. Поляки потому и выжили, что не могли не воспринимать всерьез русских как своих повелителей… Нужно прежде всего следить за тем, чтобы не было случаев совокупления между немцами и поляками, ибо в противном случае в вены польского правящего слоя постоянно будет вливаться свежая немецкая кровь...»

На фоне этих бесчеловечных высказываний фюрера обращает на себя внимание его сентенция по поводу невосприятия поляками русских как своих повелителей. С этим трудно не согласиться.

Судьба послевоенной Польши оказалась непростой. С одной стороны, она не обладала свободой в области внешней политики, будучи зависимой от Кремля, с другой – добилась определенных успехов в социально-экономическом плане, не копируя советскую модель социализма. В Польше не было репрессий против Церкви, а кардинал Кароль Войтыла на долгие годы стал римским понтификом Иоанном Павлом II. Наконец, при помощи СССР поляки создали боеспособную армию, оснащенную советским . В этом несомненная заслуга маршала Константина Рокоссовского, бывшего министром обороны ПНР с 1949 по 1955 год.

Роль пушечного мяса

С роспуском Варшавского договора, как известно, Польша поспешила вступить в НАТО, где ее ждали с распростертыми объятиями, ибо США и их западным союзникам срочно нужно было пушечное мясо для войны в Персидском заливе в 1991 году и для завоевания Ирака в 2003-м, а также требовались бойцы для оккупационной армии в Афганистане. Хорошо подготовленные польские солдаты подошли здесь как нельзя лучше и героически умирали на неприветливых берегах Тигра и Евфрата и в суровых горах Афганистана, так далеко расположенных от Польши. Впрочем, со вступлением в НАТО уровень боевой подготовки польских военнослужащих из-за недостатка финансирования нельзя назвать соответствующим стандартам Североатлантического альянса.

Как известно, Варшава активно поддерживает стремление прозападных политических кругов Украины «втащить» ее в Евросоюз. Однако очевидно для любого здравомыслящего человека – ни Польша, ни Украина никогда не станут полноправными членами европейского сообщества. Я имею в виду не декларативные заявления тех или иных политиков, а именно ментальные установки западного общества. Ибо для него страны бывшего соцлагеря, включая Польшу, не более чем источник сырьевых ресурсов и дешевой рабочей силы, а также пушечное мясо в современных и будущих войнах.

Избежать подобного унизительного положения Польша может только путем военно-экономической интеграции с Россией, забыв старые обиды. Иного пути для нее нет. Если поляки, конечно, хотят остаться великим народом.

Ctrl Enter

Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter

Польско-российские консультации, которые прошли недавно в Москве, по оценке дипломатов, имели «конструктивный характер». Решено расширить рамки регионального и экономического сотрудничества и возобновить инструменты взаимного диалога.

Каким может быть новый формат взаимодействия с соседней страной?

За последние 2 года и так непростые российско-польские отношения пережили настоящую политическую бурю. После событий на Украине в 2014 году связи с Варшавой с каждым днем становились все холоднее. Ужесточались взаимные обвинения, нагнеталось военное противостояние, сокращались политические и экспертные контакты. Даже обычных дипломатических консультаций на уровне заместителей глав МИДа не было около года - ситуация ненормальная для не воюющих между собой соседних стран.

Прежнее польское правительство пошло на сворачивание программ даже в области культуры, науки и образования, которые традиционно находятся вне политики. Так, Варшава объявила об отмене перекрестного Года культуры Польша–Россия, намеченного на 2015 год. По сути, наши отношения с Польшей оказались на точке замерзания.

Дело дошло до того, что экс-глава польского МИДа Адам Ротфельд в конце минувшего декабря отказался от должности сопредседателя Группы по сложным вопросам. Эта комиссия, состоящая из российских и польских ученых и экспертов, ранее обсуждала самые трудные проблемы совместной истории. Группа сделала почти невозможное - под списком взаимных обид была подведена черта. Многие будоражащие умы вопросы - от Катыни до пакта Молотова-Риббентропа, оказались вынесены из политического поля в историческое.

Однако и опытный дипломат Ротфельд мотивировал свое резонансное решение тем, что не может сделать ничего позитивного в сложившейся обстановке.

Полагаю, что демарш признанного гуру польской дипломатии возымел действие. Новый глава внешнеполитического ведомства Витольд Ващиковский заявил об изменениях в отношениях с Россией. «На третий месяц работы нового правительства мы решили, что нужно начать разговор и с нашим соседом», - сказал он. В Москву был отправлен опытный дипломат - замглавы польского МИДа Марек Зюлковский.

После четырехчасовой встречи с российским коллегой Владимиром Титовым сторонам удалось сделать главное - составить каталог вопросов, которые нас объединяют, и вычленить разделяющие проблемы. Появился шанс, что взаимовыгодные области регионального, трансграничного и экономического сотрудничества не станут заложниками пропаганды и политической конъюнктуры.

Так 22 января в Москве был сделан первый, но очень важный шаг в сторону от ненависти к добрососедству.

Мы подошли к внешнеполитическому перевалу - негативная повестка показалась исчерпанной, а оставшиеся проблемы стали пытаться решать в конструктивном ключе.

Скажем прямо, «дорожная карта» позитивного диалога между Москвой и Варшавой еще не выработана, нам только предстоит ее вместе составить. Польско-российское примирение будет долгосрочным процессом, но оно может осуществляться сразу в нескольких плоскостях - политической, экономической и общественной. И если в политике нас будут ожидать неизбежные переговорные проблемы - от размещения объектов ПРО до саммита НАТО в Варшаве, то тем важнее становится общественная составляющая.

Глава МИД Польши уже обратился к польскому режиссеру Кшиштофу Занусси с просьбой возобновить «группу диалога» с Россией. Ранее мэтр Занусси был сопредседателем Польско-Российского гражданского форума, в котором участвовали политики, политологи, представители культурной среды из Польши и России. Как стало известно, возобновление заседаний форума состоится в конце зимы - начале весны этого года в России. Это очень верный и своевременный шаг по восстановлению интеллектуальных связей между нашими странами.

Тут главное - не сводить общественный диалог к его имитации в виде протокольных посиделок польских деятелей искусств с передовыми российскими тружениками. Важно отдельно предусмотреть поле для откровенных дискуссий экспертов, которые призваны находить для политиков неординарные решения трудных вопросов. Пора перестать смотреть друг на друга через прорезь прицела - иначе мы никогда не выберемся из разделившей нас траншеи вражды.

Большой потенциал к сотрудничеству находится в сфере религиозного диалога. Исторический опыт польского Костела по взаимодействию с государством и по практикам социального служения очень интересен. Нахождение совместных ответов на вызовы мирового терроризма и постхристианского мира не менее значим. Обсуждающийся ныне привоз в Москву общей святыни православных и католиков - образа Ченстоховской Божией Матери - мог бы сделать для нашего сближения больше, чем тысячи конференций и газетных статей.

Важной вехой стало выступление министра иностранных дел России на пресс-конференции по итогам 2015 года. Москва выступает за развитие отношений между поляками и россиянами, заявил Сергей Лавров в минувший вторник. Он особо подчеркнул: «Контакты между гражданами не должны пострадать. Даже если межгосударственные отношения скрипят по разным причинам, мы не хотим, чтобы от этого страдали люди». Глава МИДа напомнил, что совместными усилиями удалось создать малое приграничное движение в Калининградской области и Варминско-Мазурском и Поморском воеводствах. Сегодня это одно из самых больших достижений в польско-российских отношениях на арене Евросоюза.

Отметим, что обе стороны признали эту программу эффективной и намерены продолжать реализацию в двустороннем формате «Польша - Россия 2014–2020 годы». По сути, область трансграничного сотрудничества стала единственным успешным форматом в условиях войны санкций. Важно, чтобы на самом верху России и Польши был дан ясный сигнал о стратегической значимости приграничных контактов и постоянно осуществлялся столь необходимый «антибюрократический патронаж».

О масштабах взаимных связей можно судить по статистике. По сведениям погранслужбы, в 2015 году в миллионной Калининградской области отмечено около 6 млн пересечений в рамках малого граничного передвижения, соотношение между россиянами и поляками примерно равное. И это голосование ногами идет вопреки всем негативным тенденциям, связанным с обострением обстановки, с введением санкций и с падением курса рубля. Россияне традиционно покупают в Польше качественное и недорогое продовольствие, одежду, технику, стройматериалы, а поляки едут к нам за дешевым бензином и сигаретами. Но этим потенциал трансграничной торговли не исчерпывается - в регионе развивается туризм, медицина, спа-услуги, создаются совместные предприятия в агробизнесе и производстве стройматериалов.

Приграничные области традиционно являются драйверами и взаимного процесса привлечения капитала. Мощный импульс к развитию региона мог бы дать новый формат - Форум трансграничного сотрудничества стран ЕАЭС и Балтики с участием глав государств. Такой форум мог бы регулярно проходить в портах Калининград, Клайпеда и Эльблонг, как региональных центрах экономического развития. Успеху дела будет способствовать то обстоятельство, что Калининградская область в 2016 году возглавляет Еврорегион «Балтика».

Что еще можно сделать сегодня, несмотря на политические сложности в отношениях Варшавы и Москвы и продолжающуюся войну санкций?

Аналитики, отслеживающие динамику в польско-российском пограничье, считают перспективными следующие направления сотрудничества: строительные работы с использованием польских технологий; компоненты для автобизнеса; создание химических, судоремонтных кластеров, производство мебели и одежды, все виды туризма. Особо привлекательна сфера сельского хозяйства - в Польше хорошо развиты современные методы кооперации, выращивание и переработка продовольствия по интенсивным технологиям. Сегодня, когда две трети россиян тратят на еду половину семейного бюджета, успешный опыт польского фермерства для нас крайне важен.

В условиях низких цен на нефть полезно также перенимать польский рецепт по выходу из экономического кризиса. Наша соседка была единственной страной ЕС, которой удалось избежать рецессии после финансового кризиса 2008 года. 50% ВВП и устойчивый рост экономики Польши обеспечил малый бизнес, то есть те предприятия, на которых работает менее девяти человек. Было принято законодательство, облегчающее административный пресс и доступ к микрокредитам. Может быть, вместо того чтобы спешно изобретать антикризисные программы, надо пристально приглядеться к польскому соседу?

Если обобщить, то от простых операций торгового обмена пора переходить к созданию линейки совместных предприятий, к передаче современных польских технологий и локализации промышленных производств на российской территории. Появление на свет Евразийского союза дает еще более широкий спектр возможностей взаимовыгодного сотрудничества польского бизнеса и стран ЕАЭС.

Чтобы понять важность добрососедских отношений с Польшей, достаточно взглянуть на карту. И мы увидим, что социальное благополучие стратегической Калининградской области напрямую зависит от этих отношений. Через польский коридор идет доступ к странам ЕС автотранспорта всего Евразийского союза. Если эти ворота захлопнутся, то бессмысленными станут многие инфраструктурные проекты ЕАЭС. В том числе уже строящийся автобан Западный Китай - Западная Европа и проекты скоростного железнодорожного пути.

Полагаю, что этого достаточно, чтобы ответить на вопрос, зачем нам все эти хлопоты по налаживанию нормального сотрудничества с Польшей. Есть такая пословица, что врагов и друзей мы выбираем сами, а сосед всегда от Бога. Россия и Польша - это Богом данные друг другу соседи. И мы просто обязаны вести себя прилично на одной геополитической площадке - не как обиженные подростки, но как мудрые взрослые люди. Наша дипломатия, официальная и народная, должна показать, что мы можем не только продуцировать конфликты по всему периметру, но и успешно их разрешать с учетом интересов России и Польши.