Эта зимняя сказка Николая Васильевича Гоголя — признанный шедевр русской литературы. Она любима многими поколениями за необычный сказочный сюжет и колоритный язык автора.

Читать онлайн Ночь перед Рождеством

О книге

В произведении описывается празднование Рождества в небольшом реально существующем хуторе Диканька под Полтавой. Местные жители готовятся к празднику, а кузнец Вакула собирается сделать предложение своей возлюбленной Оксане. Его мать-ведьма хочет насолить богобоязненному юноше. Вместе с чертом она решает украсть Луну, чтобы помешать Вакуле добраться до девушки. Несмотря на трудности, он находит дорогу к любимой. Однако, упрямая красотка заявляет, что выйдет замуж, только если жених привезет ей туфельки от самой императрицы.
Молодой человек упорен. Заручившись поддержкой нечистой силы и местных запорожцев, он попадает в Петербург ко двору императрицы Екатерины и достает желанный подарок.
В произведении тесно перекликается вымысел и реальные обычаи селян того времени. В нем красочно описаны рождественские гулянья, песни, пляски, колядки.

Последний день перед Рождеством прошел. Зимняя, ясная ночь наступила. Глянули звезды. Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру, чтобы всем было весело колядовать и славить Христа. Морозило сильнее, чем с утра; но зато так было тихо, что скрып мороза под сапогом слышался за полверсты. Еще ни одна толпа парубков не показывалась под окнами хат; месяц один только заглядывал в них украдкою, как бы вызывая принаряживавшихся девушек выбежать скорее на скрыпучий снег. Тут через трубу одной хаты клубами повалился дым и пошел тучею по небу, и вместе с дымом поднялась ведьма верхом на метле. Если бы в это время проезжал сорочинский заседатель на тройке обывательских лошадей, в шапке с барашковым околышком, сделанной по манеру уланскому, в синем тулупе, подбитом черными смушками, с дьявольски сплетенною плетью, которою имеет он обыкновение подгонять своего ямщика, то он бы, верно, приметил ее, потому что от сорочинского заседателя ни одна ведьма на свете не ускользнет. Он знает наперечет, сколько у каждой бабы свинья мечет поросенков, и сколько в сундуке лежит полотна, и что именно из своего платья и хозяйства заложит добрый человек в воскресный день в шинке. Но сорочинский заседатель не проезжал, да и какое ему дело до чужих, у него своя волость. А ведьма между тем поднялась так высоко, что одним только черным пятнышком мелькала вверху. Но где ни показывалось пятнышко, там звезды, одна за другою, пропадали на небе. Скоро ведьма набрала их полный рукав. Три или четыре еще блестели. Вдруг, с противной стороны, показалось другое пятнышко, увеличилось, стало растягиваться, и уже было не пятнышко. Близорукий, хотя бы надел на нос вместо очков колеса с Комиссаровой брички, и тогда бы не распознал, что это такое. Спереди совершенно немец: узенькая, беспрестанно вертевшаяся и нюхавшая все, что ни попадалось, мордочка оканчивалась, как и у наших свиней, кругленьким пятачком, ноги были так тонки, что если бы такие имел яресковский голова, то он переломал бы их в первом козачке. Но зато сзади он был настоящий губернский стряпчий в мундире, потому что у него висел хвост, такой острый и длинный, как теперешние мундирные фалды; только разве по козлиной бороде под мордой, по небольшим рожкам, торчавшим на голове, и что весь был не белее трубочиста, можно было догадаться, что он не немец и не губернский стряпчий, а просто черт, которому последняя ночь осталась шататься по белому свету и выучивать грехам добрых людей. Завтра же, с первыми колоколами к заутрене, побежит он без оглядки, поджавши хвост, в свою берлогу. Между тем черт крался потихоньку к месяцу и уже протянул было руку схватить его, но вдруг отдернул ее назад, как бы обжегшись, пососал пальцы, заболтал ногою и забежал с другой стороны, и снова отскочил и отдернул руку. Однако ж, несмотря на все неудачи, хитрый черт не оставил своих проказ. Подбежавши, вдруг схватил он обеими руками месяц, кривляясь и дуя, перекидывал его из одной руки в другую, как мужик, доставший голыми руками огонь для своей люльки; наконец поспешно спрятал в карман и, как будто ни в чем не бывал, побежал далее. В Диканьке никто не слышал, как черт украл месяц. Правда, волостной писарь, выходя на четвереньках из шинка, видел, что месяц ни с сего ни с того танцевал на небе, и уверял с божбою в том все село; но миряне качали головами и даже подымали его на смех. Но какая же была причина решиться черту на такое беззаконное дело? А вот какая: он знал, что богатый козак Чуб приглашен дьяком на кутью, где будут: голова; приехавший из архиерейской певческой родич дьяка в синем сюртуке, бравший самого низкого баса; козак Свербыгуз и еще кое-кто; где, кроме кутьи, будет варенуха, перегонная на шафран водка и много всякого съестного. А между тем его дочка, красавица на всем селе, останется дома, а к дочке, наверное, придет кузнец, силач и детина хоть куда, который черту был противнее проповедей отца Кондрата. В досужее от дел время кузнец занимался малеванием и слыл лучшим живописцем во всем околотке. Сам еще тогда здравствовавший сотник Л...ко вызывал его нарочно в Полтаву выкрасить дощатый забор около его дома. Все миски, из которых диканьские козаки хлебали борщ, были размалеваны кузнецом. Кузнец был богобоязливый человек и писал часто образа святых: и теперь еще можно найти в Т... церкви его евангелиста Луку. Но торжеством его искусства была одна картина, намалеванная на стене церковной в правом притворе, в которой изобразил он святого Петра в день Страшного Суда, с ключами в руках, изгонявшего из ада злого духа; испуганный черт метался во все стороны, предчувствуя свою погибель, а заключенные прежде грешники били и гоняли его кнутами, поленами и всем чем ни попало. В то время, когда живописец трудился над этою картиною и писал ее на большой деревянной доске, черт всеми силами старался мешать ему: толкал невидимо под руку, подымал из горнила в кузнице золу и обсыпал ею картину; но, несмотря на все, работа была кончена, доска внесена в церковь и вделана в стену притвора, и с той поры черт поклялся мстить кузнецу. Одна только ночь оставалась ему шататься на белом свете; но и в эту ночь он выискивал чем-нибудь выместить на кузнеце свою злобу. И для этого решился украсть месяц, в той надежде, что старый Чуб ленив и не легок на подъем, к дьяку же от избы не так близко: дорога шла по-за селом, мимо мельниц, мимо кладбища, огибала овраг. Еще при месячной ночи варенуха и водка, настоянная на шафран, могла бы заманить Чуба, но в такую темноту вряд ли бы удалось кому стащить его с печки и вызвать из хаты. А кузнец, который был издавна не в ладах с ним, при нем ни за что не отважится идти к дочке, несмотря на свою силу. Таким-то образом, как только черт спрятал в карман свой месяц, вдруг по всему миру сделалось так темно, что не всякий бы нашел дорогу к шинку, не только к дьяку. Ведьма, увидевши себя вдруг в темноте, вскрикнула. Тут черт, подъехавши мелким бесом, подхватил ее под руку и пустился нашептывать на ухо то самое, что обыкновенно нашептывают всему женскому роду. Чудно устроено на нашем свете! Все, что ни живет в нем, все силится перенимать и передразнивать один другого. Прежде, бывало, в Миргороде один судья да городничий хаживали зимою в крытых сукном тулупах, а все мелкое чиновничество носило просто нагольные; теперь же и заседатель и подкоморий отсмалили себе новые шубы из решетиловских смушек с суконною покрышкою. Канцелярист и волостной писарь третьего году взяли синей китайки по шести гривен аршин. Пономарь сделал себе нанковые на лето шаровары и жилет из полосатого гаруса. Словом, все лезет в люди! Когда эти люди не будут суетны! Можно побиться об заклад, что многим покажется удивительно видеть черта, пустившегося и себе туда же. Досаднее всего то, что он, верно, воображает себя красавцем, между тем как фигура — взглянуть совестно. Рожа, как говорит Фома Григорьевич, мерзость мерзостью, однако ж и он строит любовные куры! Но на небе и под небом так сделалось темно, что ничего нельзя уже было видеть, что происходило далее между ними. — Так ты, кум, еще не был у дьяка в новой хате? — говорил козак Чуб, выходя из дверей своей избы, сухощавому, высокому, в коротком тулупе, мужику с обросшею бородою, показывавшею, что уже более двух недель не прикасался к ней обломок косы, которым обыкновенно мужики бреют свою бороду за неимением бритвы. — Там теперь будет добрая попойка! — продолжал Чуб, осклабив при этом свое лицо. — Как бы только нам не опоздать. При сем Чуб поправил свой пояс, перехватывавший плотно его тулуп, нахлобучил крепче свою шапку, стиснул в руке кнут — страх и грозу докучливых собак; но, взглянув вверх, остановился... — Что за дьявол! Смотри! смотри, Панас!.. — Что? — произнес кум и поднял свою голову также вверх. — Как что? месяца нет! — Что за пропасть! В самом деле нет месяца. — То-то что нет, — выговорил Чуб с некоторою досадою на неизменное равнодушие кума. — Тебе небось и нужды нет. — А что мне делать! — Надобно же было, — продолжал Чуб, утирая рукавом усы, — какому-то дьяволу, чтоб ему не довелось, собаке, поутру рюмки водки выпить, вмешаться!.. Право, как будто на смех... Нарочно, сидевши в хате, глядел в окно: ночь — чудо! Светло, снег блещет при месяце. Все было видно, как днем. Не успел выйти за дверь — и вот, хоть глаз выколи! Чуб долго еще ворчал и бранился, а между тем в то же время раздумывал, на что бы решиться. Ему до смерти хотелось покалякать о всяком вздоре у дьяка, где, без всякого сомнения, сидел уже и голова, и приезжий бас, и дегтярь Микита, ездивший через каждые две недели в Полтаву на торги и отпускавший такие шутки, что все миряне брались за животы со смеху. Уже видел Чуб мысленно стоявшую на столе варенуху. Все это было заманчиво, правда; но темнота ночи напоминала ему о той лени, которая так мила всем козакам. Как бы хорошо теперь лежать, поджавши под себя ноги, на лежанке, курить спокойно люльку и слушать сквозь упоительную дремоту колядки и песни веселых парубков и девушек, толпящихся кучами под окнами. Он бы, без всякого сомнения, решился на последнее, если бы был один, но теперь обоим не так скучно и страшно идти темною ночью, да и не хотелось-таки показаться перед другими ленивым или трусливым. Окончивши побранки, обратился он снова к куму: — Так нет, кум, месяца? — Нет. — Чудно, право! А дай понюхать табаку. У тебя, кум, славный табак! Где ты берешь его? — Кой черт, славный! — отвечал кум, закрывая березовую тавлинку, исколотую узорами. — Старая курица не чихнет! — Я помню, — продолжал все так же Чуб, — мне покойный шинкарь Зозуля раз привез табаку из Нежина. Эх, табак был! добрый табак был! Так что же, кум, как нам быть? ведь темно на дворе. — Так, пожалуй, останемся дома, — произнес кум, ухватясь за ручку двери. Если бы кум не сказал этого, то Чуб, верно бы, решился остаться, но теперь его как будто что-то дергало идти наперекор. — Нет, кум, пойдем! нельзя, нужно идти! Сказавши это, он уже и досадовал на себя, что сказал. Ему было очень неприятно тащиться в такую ночь; но его утешало то, что он сам нарочно этого захотел и сделал-таки не так, как ему советовали. Кум, не выразив на лице своем ни малейшего движения досады, как человек, которому решительно все равно, сидеть ли дома или тащиться из дому, обсмотрелся, почесал палочкой батога свои плечи, и два кума отправились в дорогу. Теперь посмотрим, что делает, оставшись одна, красавица дочка. Оксане не минуло еще и семнадцати лет, как во всем почти свете, и по ту сторону Диканьки, и по эту сторону Диканьки, только и речей было, что про нее. Парубки гуртом провозгласили, что лучшей девки и не было еще никогда и не будет никогда на селе. Оксана знала и слышала все, что про нее говорили, и была капризна, как красавица. Если бы она ходила не в плахте и запаске, а в каком-нибудь капоте, то разогнала бы всех своих девок. Парубки гонялись за нею толпами, но, потерявши терпение, оставляли мало-помалу и обращались к другим, не так избалованным. Один только кузнец был упрям и не оставлял своего волокитства, несмотря на то что и с ним поступаемо было ничуть не лучше, как с другими. По выходе отца своего она долго еще принаряживалась и жеманилась перед небольшим в оловянных рамках зеркалом и не могла налюбоваться собою. «Что людям вздумалось расславлять, будто я хороша? — говорила она, как бы рассеянно, для того только, чтобы об чем-нибудь поболтать с собою. — Лгут люди, я совсем не хороша». Но мелькнувшее в зеркале свежее, живое в детской юности лицо с блестящими черными очами и невыразимо приятной усмешкой, прожигавшей душу, вдруг доказало противное. «Разве черные брови и очи мои, — продолжала красавица, не выпуская зеркала, — так хороши, что уже равных им нет и на свете? Что тут хорошего в этом вздернутом кверху носе? и в щеках? и в губах? Будто хороши мои черные косы? Ух! их можно испугаться вечером: они, как длинные змеи, перевились и обвились вокруг моей головы. Я вижу теперь, что я совсем не хороша! — и, отодвигая несколько подалее от себя зеркало, вскрикнула: — Нет, хороша я! Ах, как хороша! Чудо! Какую радость принесу я тому, кого буду женою! Как будет любоваться мною мой муж! Он не вспомнит себя. Он зацелует меня насмерть». — Чудная девка! — прошептал вошедший тихо кузнец, — и хвастовства у нее мало! С час стоит, глядясь в зеркало, и не наглядится, и еще хвалит себя вслух! «Да, парубки, вам ли чета я? вы поглядите на меня, — продолжала хорошенькая кокетка, — как я плавно выступаю; у меня сорочка шита красным шелком. А какие ленты на голове! Вам век не увидать богаче галуна! Все это накупил мне отец мой для того, чтобы на мне женился самый лучший молодец на свете!» И, усмехнувшись, поворотилась она в другую сторону и увидела кузнеца... Вскрикнула и сурово остановилась перед ним. Кузнец и руки опустил. Трудно рассказать, что выражало смугловатое лицо чудной девушки: и суровость в нем была видна, и сквозь суровость какая-то издевка над смутившимся кузнецом, и едва заметная краска досады тонко разливалась по лицу; и все это так смешалось и так было неизобразимо хорошо, что расцеловать ее миллион раз — вот все, что можно было сделать тогда наилучшего. — Зачем ты пришел сюда? — так начала говорить Оксана. — Разве хочется, чтобы выгнала за дверь лопатою? Вы все мастера подъезжать к нам. Вмиг пронюхаете, когда отцов нет дома. О, я знаю вас! Что, сундук мой готов? — Будет готов, мое серденько, после праздника будет готов. Если бы ты знала, сколько возился около него: две ночи не выходил из кузницы; зато ни у одной поповны не будет такого сундука. Железо на оковку положил такое, какого не клал на сотникову таратайку, когда ходил на работу в Полтаву. А как будет расписан! Хоть весь околоток выходи своими беленькими ножками, не найдешь такого! По всему полю будут раскиданы красные и синие цветы. Гореть будет, как жар. Не сердись же на меня! Позволь хоть поговорить, хоть поглядеть на тебя! — Кто же тебе запрещает, говори и гляди! Тут села она на лавку и снова взглянула в зеркало и стала поправлять на голове свои косы. Взглянула на шею, на новую сорочку, вышитую шелком, и тонкое чувство самодовольствия выразилось на устах, на свежих ланитах и отсветилось в очах. — Позволь и мне сесть возле тебя! — сказал кузнец. — Садись, — проговорила Оксана, сохраняя в устах и в довольных очах то же самое чувство. — Чудная, ненаглядная Оксана, позволь поцеловать тебя! — произнес ободренный кузнец и прижал ее к себе, в намерении схватить поцелуй; но Оксана отклонила свои щеки, находившиеся уже на неприметном расстоянии от губ кузнеца, и оттолкнула его. Чего тебе еще хочется? Ему когда мед, так и ложка нужна! Поди прочь, у тебя руки жестче железа. Да и сам ты пахнешь дымом. Я думаю, меня всю обмарал сажею. Тут она поднесла зеркало и снова начала перед ним охорашиваться. «Не любит она меня, — думал про себя, повеся голову, кузнец. — Ей все игрушки; а я стою перед нею как дурак и очей не свожу с нее. И все бы стоял перед нею, и век бы не сводил с нее очей! Чудная девка! чего бы я не дал, чтобы узнать, что у нее на сердце, кого она любит! Но нет, ей и нужды нет ни до кого. Она любуется сама собою; мучит меня, бедного; а я за грустью не вижу света; а я ее так люблю, как ни один человек на свете не любил и не будет никогда любить». — Правда ли, что твоя мать ведьма? — произнесла Оксана и засмеялась; и кузнец почувствовал, что внутри его все засмеялось. Смех этот как будто разом отозвался в сердце и в тихо встрепенувших жилах, и со всем тем досада запала в его душу, что он не во власти расцеловать так приятно засмеявшееся лицо. — Что мне до матери? ты у меня мать, и отец, и все, что ни есть дорогого на свете. Если б меня призвал царь и сказал: «Кузнец Вакула, проси у меня всего, что ни есть лучшего в моем царстве, все отдам тебе. Прикажу тебе сделать золотую кузницу, и станешь ты ковать серебряными молотами». — «Не хочу, — сказал бы я царю, — ни каменьев дорогих, ни золотой кузницы, ни всего твоего царства: дай мне лучше мою Оксану!» — Видишь, какой ты! Только отец мой сам не промах. Увидишь, когда он не женится на твоей матери, — проговорила, лукаво усмехнувшись, Оксана. — Однако ж дивчата не приходят... Что б это значило? Давно уже пора колядовать. Мне становится скучно. — Бог с ними, моя красавица! — Как бы не так! с ними, верно, придут парубки. Тут-то пойдут балы. Воображаю, каких наговорят смешных историй! — Так тебе весело с ними? — Да уж веселее, чем с тобою. А! кто-то стукнул; верно, дивчата с парубками. «Чего мне больше ждать? — говорил сам с собою кузнец. — Она издевается надо мною. Ей я столько же дорог, как перержавевшая подкова. Но если ж так, не достанется, по крайней мере, другому посмеяться надо мною. Пусть только я наверное замечу, кто ей нравится более моего; я отучу...» Стук в двери и резко зазвучавший на морозе голос: «Отвори!» — прервал его размышления. — Постой, я сам отворю, — сказал кузнец и вышел в сени, в намерении отломать с досады бока первому попавшемуся человеку. Мороз увеличился, и вверху так сделалось холодно, что черт перепрыгивал с одного копытца на другое и дул себе в кулак, желая сколько-нибудь отогреть мерзнувшие руки. Не мудрено, однако ж, и смерзнуть тому, кто толкался от утра до утра в аду, где, как известно, не так холодно, как у нас зимою, и где, надевши колпак и ставши перед очагом, будто в самом деле кухмистр, поджаривал он грешников с таким удовольствием, с каким обыкновенно баба жарит на Рождество колбасу. Ведьма сама почувствовала, что холодно, несмотря на то что была тепло одета; и потому, поднявши руки кверху, отставила ногу и, приведши себя в такое положение, как человек, летящий на коньках, не сдвинувшись ни одним суставом, спустилась по воздуху, будто по ледяной покатой горе, и прямо в трубу. Черт таким же порядком отправился вслед за нею. Но так как это животное проворнее всякого франта в чулках, то не мудрено, что он наехал при самом входе в трубу на шею своей любовницы, и оба очутились в просторной печке между горшками. Путешественница отодвинула потихоньку заслонку, поглядеть, не назвал ли сын ее Вакула в хату гостей, но, увидевши, что никого не было, выключая только мешки, которые лежали посреди хаты, вылезла из печки, скинула теплый кожух, оправилась, и никто бы не мог узнать, что она за минуту назад ездила на метле. Мать кузнеца Вакулы имела от роду не больше сорока лет. Она была ни хороша, ни дурна собою. Трудно и быть хорошею в такие годы. Однако ж она так умела причаровать к себе самых степенных козаков (которым, не мешает, между прочим, заметить, мало было нужды до красоты), что к ней хаживал и голова, и дьяк Осип Никифорович (конечно, если дьячихи не было дома), и козак Корний Чуб, и козак Касьян Свербыгуз. И, к чести ее сказать, она умела искусно обходиться с ними. Ни одному из них и в ум не приходило, что у него есть соперник. Шел ли набожный мужик, или дворянин, как называют себя козаки, одетый в кобеняк с видлогою, в воскресенье в церковь или, если дурная погода, в шинок, — как не зайти к Солохе, не поесть жирных с сметаною вареников и не поболтать в теплой избе с говорливой и угодливой хозяйкой. И дворянин нарочно для этого давал большой крюк, прежде чем достигал шинка, и называл это — заходить по дороге. А пойдет ли, бывало, Солоха в праздник в церковь, надевши яркую плахту с китайчатою запаскою, а сверх ее синюю юбку, на которой сзади нашиты были золотые усы, и станет прямо близ правого крылоса, то дьяк уже верно закашливался и прищуривал невольно в ту сторону глаза; голова гладил усы, заматывал за ухо оселедец и говорил стоявшему близ его соседу: «Эх, добрая баба! черт-баба!» Солоха кланялась каждому, и каждый думал, что она кланяется ему одному. Но охотник мешаться в чужие дела тотчас бы заметил, что Солоха была приветливее всего с козаком Чубом. Чуб был вдов; восемь скирд хлеба всегда стояли перед его хатою. Две пары дюжих волов всякий раз высовывали свои головы из плетеного сарая на улицу и мычали, когда завидывали шедшую куму — корову, или дядю — толстого быка. Бородатый козел взбирался на самую крышу и дребезжал оттуда резким голосом, как городничий, дразня выступавших по двору индеек и оборачиваяся задом, когда завидывал своих неприятелей, мальчишек, издевавшихся над его бородою. В сундуках у Чуба водилось много полотна, жупанов и старинных кунтушей с золотыми галунами: покойная жена его была щеголиха. В огороде, кроме маку, капусты, подсолнечников, засевалось еще каждый год две нивы табаку. Все это Солоха находила не лишним присоединить к своему хозяйству, заранее размышляя о том, какой оно примет порядок, когда перейдет в ее руки, и удвоивала благосклонность к старому Чубу. А чтобы каким-нибудь образом сын ее Вакула не подъехал к его дочери и не успел прибрать всего себе, и тогда бы наверно не допустил ее мешаться ни во что, она прибегнула к обыкновенному средству всех сорокалетних кумушек: ссорить как можно чаще Чуба с кузнецом. Может быть, эти самые хитрости и сметливость ее были виною, что кое-где начали поговаривать старухи, особливо когда выпивали где-нибудь на веселой сходке лишнее, что Солоха точно ведьма; что парубок Кизяколупенко видел у нее сзади хвост величиною не более бабьего веретена; что она еще в позапрошлый четверг черною кошкою перебежала дорогу; что к попадье раз прибежала свинья, закричала петухом, надела на голову шапку отца Кондрата и убежала назад. Случилось, что тогда, когда старушки толковали об этом, пришел какой-то коровий пастух Тымиш Коростявый. Он не преминул рассказать, как летом, перед самою Петровкою, когда он лег спать в хлеву, подмостивши под голову солому, видел собственными глазами, что ведьма, с распущенною косою, в одной рубашке, начала доить коров, а он не мог пошевельнуться, так был околдован; подоивши коров, она пришла к нему и помазала его губы чем-то таким гадким, что он плевал после того целый день. Но все это что-то сомнительно, потому что один только сорочинский заседатель может увидеть ведьму. И оттого все именитые козаки махали руками, когда слышали такие речи. «Брешут сучи бабы!» — бывал обыкновенный ответ их. Вылезши из печки и оправившись, Солоха, как добрая хозяйка, начала убирать и ставить все к своему месту, но мешков не тронула: «Это Вакула принес, пусть же сам и вынесет!» Черт между тем, когда еще влетал в трубу, как-то нечаянно оборотившись, увидел Чуба об руку с кумом, уже далеко от избы. Вмиг вылетел он из печки, перебежал им дорогу и начал разрывать со всех сторон кучи замерзшего снега. Поднялась метель. В воздухе забелело. Снег метался взад и вперед сетью и угрожал залепить глаза, рот и уши пешеходам. А черт улетел снова в трубу, в твердой уверенности, что Чуб возвратится вместе с кумом назад, застанет кузнеца и отпотчует его так, что он долго будет не в силах взять в руки кисть и малевать обидные карикатуры. В самом деле, едва только поднялась метель и ветер стал резать прямо в глаза, как Чуб уже изъявил раскаяние и, нахлобучивая глубже на голову капелюхи, угощал побранками себя, черта и кума. Впрочем, эта досада была притворная. Чуб очень рад был поднявшейся метели. До дьяка еще оставалось в восемь раз больше того расстояния, которое они прошли. Путешественники поворотили назад. Ветер дул в затылок; но сквозь метущий снег ничего не было видно. — Стой, кум! мы, кажется, не туда идем, — сказал, немного отошедши, Чуб, — я не вижу ни одной хаты. Эх, какая метель! Свороти-ка ты, кум, немного в сторону, не найдешь ли дороги; а я тем временем поищу здесь. Дернет же нечистая сила потаскаться по такой вьюге! Не забудь закричать, когда найдешь дорогу. Эк, какую кучу снега напустил в очи сатана! Дороги, однако ж, не было видно. Кум, отошедши в сторону, бродил в длинных сапогах взад и вперед и, наконец, набрел прямо на шинок. Эта находка так его обрадовала, что он позабыл все и, стряхнувши с себя снег, вошел в сени, нимало не беспокоясь об оставшемся на улице куме. Чубу показалось между тем, что он нашел дорогу; остановившись, принялся он кричать во все горло, но, видя, что кум не является, решился идти сам. Немного пройдя, увидел он свою хату. Сугробы снега лежали около нее и на крыше. Хлопая намерзнувшими на холоде руками, принялся он стучать в дверь и кричать повелительно своей дочери отпереть ее. — Чего тебе тут нужно? — сурово закричал вышедший кузнец. Чуб, узнавши голос кузнеца, отступил несколько назад. «Э, нет, это не моя хата, — говорил он про себя, — в мою хату не забредет кузнец. Опять же, если присмотреться хорошенько, то и не Кузнецова. Чья бы была это хата? Вот на! не распознал! это хромого Левченка, который недавно женился на молодой жене. У него одного только хата похожа на мою. То-то мне показалось и сначала немного чудно, что так скоро пришел домой. Однако ж Левченко сидит теперь у дьяка, это я знаю; зачем же кузнец?.. Э-ге-ге! он ходит к его молодой жене. Вот как! хорошо!.. теперь я все понял». — Кто ты такой и зачем таскаешься под дверями? — произнес кузнец суровее прежнего и подойдя ближе. «Нет, не скажу ему, кто я, — подумал Чуб, — чего доброго, еще приколотит, проклятый выродок!» — и, переменив голос, отвечал: — Это я, человек добрый! пришел вам на забаву поколядовать немного под окнами. — Убирайся к черту с своими колядками! — сердито закричал Вакула. — Что ж ты стоишь? Слышишь, убирайся сей же час вон! Чуб сам уже имел это благоразумное намерение; но ему досадно показалось, что принужден слушаться приказаний кузнеца. Казалось, какой-то злой дух толкал его под руку и вынуждал сказать что-нибудь наперекор. — Что ж ты, в самом деле, так раскричался? — произнес он тем же голосом, — я хочу колядовать, да и полно! — Эге! да ты от слов не уймешься!.. — Вслед за сими словами Чуб почувствовал пребольной удар в плечо. — Да вот это ты, как я вижу, начинаешь уже драться! — произнес он, немного отступая. — Пошел, пошел! — кричал кузнец, наградив Чуба другим толчком. — Что ж ты! — произнес Чуб таким голосом, в котором изображалась и боль, и досада, и робость. — Ты, вижу, не в шутку дерешься, и еще больно дерешься! — Пошел, пошел! — закричал кузнец и захлопнул дверь. — Смотри, как расхрабрился! — говорил Чуб, оставшись один на улице. — Попробуй подойди! вишь, какой! вот большая цаца! Ты думаешь, я на тебя суда не найду? Нет, голубчик, я пойду, и пойду прямо к комиссару. Ты у меня будешь знать! Я не посмотрю, что ты кузнец и маляр. Однако ж посмотреть на спину и плечи: я думаю, синие пятна есть. Должно быть, больно поколотил, вражий сын! Жаль, что холодно и не хочется скидать кожуха! Постой ты, бесовский кузнец, чтоб черт поколотил и тебя, и твою кузницу, ты у меня напляшешься! Вишь, проклятый шибеник! Однако ж ведь теперь его нет дома. Солоха, думаю, сидит одна. Гм... оно ведь недалеко отсюда; пойти бы! Время теперь такое, что нас никто не застанет. Может, и того, будет можно... Вишь, как больно поколотил проклятый кузнец! Тут Чуб, почесав свою спину, отправился в другую сторону. Приятность, ожидавшая его впереди при свидании с Солохою, умаливала немного боль и делала нечувствительным и самый мороз, который трещал по всем улицам, не заглушаемый вьюжным свистом. По временам на лице его, которого бороду и усы метель намылила снегом проворнее всякого цирюльника, тирански хватающего за нос свою жертву, показывалась полусладкая мина. Но если бы, однако ж, снег не крестил взад и вперед всего перед глазами, то долго еще можно было бы видеть, как Чуб останавливался, почесывал спину, произносил: «Больно поколотил проклятый кузнец!» — и снова отправлялся в путь. В то время, когда проворный франт с хвостом и козлиною бородою летал из трубы и потом снова в трубу, висевшая у него на перевязи при боку ладунка, в которую он спрятал украденный месяц, как-то нечаянно зацепившись в печке, растворилась и месяц, пользуясь этим случаем, вылетел через трубу Солохиной хаты и плавно поднялся по небу. Все осветилось. Метели как не бывало. Снег загорелся широким серебряным полем и весь обсыпался хрустальными звездами. Мороз как бы потеплел. Толпы парубков и девушек показались с мешками. Песни зазвенели, и под редкою хатою не толпились колядующие. Чудно блещет месяц! Трудно рассказать, как хорошо потолкаться в такую ночь между кучею хохочущих и поющих девушек и между парубками, готовыми на все шутки и выдумки, какие может только внушить весело смеющаяся ночь. Под плотным кожухом тепло; от мороза еще живее горят щеки; а на шалости сам лукавый подталкивает сзади. Кучи девушек с мешками вломились в хату Чуба, окружили Оксану. Крик, хохот, рассказы оглушили кузнеца. Все наперерыв спешили рассказать красавице что-нибудь новое, выгружали мешки и хвастались паляницами, колбасами, варениками, которых успели уже набрать довольно за свои колядки. Оксана, казалось, была в совершенном удовольствии и радости, болтала то с той, то с другою и хохотала без умолку. С какой-то досадою и завистью глядел кузнец на такую веселость и на этот раз проклинал колядки, хотя сам бывал от них без ума. — Э, Одарка! — сказала веселая красавица, оборотившись к одной из девушек, — у тебя новые черевики! Ах, какие хорошие! и с золотом! Хорошо тебе, Одарка, у тебя есть такой человек, который все тебе покупает; а мне некому достать такие славные черевики. — Не тужи, моя ненаглядная Оксана! — подхватил кузнец, — я тебе достану такие черевики, какие редкая панночка носит. — Ты? — сказала, скоро и надменно поглядев на него, Оксана. — Посмотрю я, где ты достанешь черевики, которые могла бы я надеть на свою ногу. Разве принесешь те самые, которые носит царица. — Видишь, каких захотела! — закричала со смехом девичья толпа. — Да, — продолжала гордо красавица, — будьте все вы свидетельницы: если кузнец Вакула принесет те самые черевики, которые носит царица, то вот мое слово, что выйду тот же час за него замуж. Девушки увели с собою капризную красавицу. — Смейся, смейся! — говорил кузнец, выходя вслед за ними. — Я сам смеюсь над собою! Думаю, и не могу вздумать, куда девался ум мой. Она меня не любит, — ну, Бог с ней! будто только на всем свете одна Оксана. Слава Богу, дивчат много хороших и без нее на селе. Да что Оксана? с нее никогда не будет доброй хозяйки; она только мастерица рядиться. Нет, полно, пора перестать дурачиться. Но в самое то время, когда кузнец готовился быть решительным, какой-то злой дух проносил пред ним смеющийся образ Оксаны, говорившей насмешливо: «Достань, кузнец, царицыны черевики, выйду за тебя замуж!» Все в нем волновалось, и он думал только об одной Оксане. Толпы колядующих, парубки особо, девушки особо, спешили из одной улицы в другую. Но кузнец шел и ничего не видал и не участвовал в тех веселостях, которые когда-то любил более всех. Черт между тем не на шутку разнежился у Солохи: целовал ее руку с такими ужимками, как заседатель у поповны, брался за сердце, охал и сказал напрямик, что если она не согласится удовлетворить его страсти и, как водится, наградить, то он готов на все: кинется в воду, а душу отправит прямо в пекло. Солоха была не так жестока, притом же черт, как известно, действовал с нею заодно. Она таки любила видеть волочившуюся за собою толпу и редко бывала без компании; этот вечер, однако ж, думала провесть одна, потому что все именитые обитатели села званы были на кутью к дьяку. Но все пошло иначе: черт только что представил свое требование, как вдруг послышался голос дюжего головы. Солоха побежала отворить дверь, а проворный черт влез в лежавший мешок. Голова, стряхнув с своих капелюх снег и выпивши из рук Солохи чарку водки, рассказал, что он не пошел к дьяку, потому что поднялась метель; а увидевши свет в ее хате, завернул к ней, в намерении провесть вечер с нею. Не успел голова это сказать, как в дверь послышался стук и голос дьяка. — Спрячь меня куда-нибудь, — шептал голова. — Мне не хочется теперь встретиться с дьяком. Солоха думала долго, куда спрятать такого плотного гостя; наконец выбрала самый большой мешок с углем; уголь высыпала в кадку, и дюжий голова влез с усами, с головою и с капелюхами в мешок. Дьяк вошел, покряхтывая и потирая руки, и рассказал, что у него не был никто и что он сердечно рад этому случаю погулять немного у нее и не испугался метели. Тут он подошел к ней ближе, кашлянул, усмехнулся, дотронулся своими длинными пальцами ее обнаженной полной руки и произнес с таким видом, в котором выказывалось и лукавство, и самодовольствие: — А что это у вас, великолепная Солоха? — И, сказавши это, отскочил он несколько назад. — Как что? Рука, Осип Никифорович! — отвечала Солоха. — Гм! рука! хе! хе! хе! — произнес сердечно довольный своим началом дьяк и прошелся по комнате. — А это что у вас, дражайшая Солоха? — произнес он с таким же видом, приступив к ней снова и схватив ее слегка рукою за шею, и таким же порядком отскочив назад. — Будто не видите, Осип Никифорович! — отвечала Солоха. — Шея, а на шее монисто. — Гм! на шее монисто! хе! хе! хе! — И дьяк снова прошелся по комнате, потирая руки. — А это что у вас, несравненная Солоха?.. — Неизвестно, к чему бы теперь притронулся дьяк своими длинными пальцами, как вдруг послышался в дверь стук и голос козака Чуба. — Ах, Боже мой, стороннее лицо! — закричал в испуге дьяк. — Что теперь, если застанут особу моего звания?.. Дойдет до отца Кондрата!.. Но опасения дьяка были другого рода: он боялся более того, чтобы не узнала его половина, которая и без того страшною рукою своею сделала из его толстой косы самую узенькую. — Ради Бога, добродетельная Солоха, — говорил он, дрожа всем телом. — Ваша доброта, как говорит писание Луки глава трина... трин... Стучатся, ей-Богу, стучатся! Ох, спрячьте меня куда-нибудь! Солоха высыпала уголь в кадку из другого мешка, и не слишком объемистый телом дьяк влез в него и сел на самое дно, так что сверх его можно было насыпать еще с полмешка угля. — Здравствуй, Солоха! — сказал, входя в хату, Чуб. — Ты, может быть, не ожидала меня, а? правда, не ожидала? может быть, я помешал?.. — продолжал Чуб, показав на лице своем веселую и значительную мину, которая заранее давала знать, что неповоротливая голова его трудилась и готовилась отпустить какую-нибудь колкую и затейливую шутку. — Может быть, вы тут забавлялись с кем-нибудь?.. может быть, ты кого-нибудь спрятала уже, а? — И, восхищенный таким своим замечанием, Чуб засмеялся, внутренно торжествуя, что он один только пользуется благосклонностью Солохи. — Ну, Солоха, дай теперь выпить водки. Я думаю, у меня горло замерзло от проклятого морозу. Послал же Бог такую ночь перед Рождеством! Как схватилась, слышишь, Солоха, как схватилась... эк окостенели руки: не расстегну кожуха! как схватилась вьюга... — Отвори! — раздался на улице голос, сопровождаемый толчком в дверь. — Стучит кто-то, — сказал остановившийся Чуб. — Отвори! — закричали сильнее прежнего. — Это кузнец! — произнес, схватясь за капелюхи, Чуб. — Слышишь, Солоха, куда хочешь девай меня; я ни за что на свете не захочу показаться этому выродку проклятому, чтоб ему набежало, дьявольскому сыну, под обоими глазами по пузырю в копну величиною! Солоха, испугавшись сама, металась как угорелая и, позабывшись, дала знак Чубу лезть в тот самый мешок, в котором сидел уже дьяк. Бедный дьяк не смел даже изъявить кашлем и кряхтением боли, когда сел ему почти на голову тяжелый мужик и поместил свои намерзнувшие на морозе сапоги по обеим сторонам его висков. Кузнец вошел, не говоря ни слова, не снимая шапки, и почти повалился на лавку. Заметно, что он был весьма не в духе. В то самое время, когда Солоха затворяла за ним дверь, кто-то постучался снова. Это был козак Свербыгуз. Этого уже нельзя было спрятать в мешок, потому что и мешка такого нельзя было найти. Он был погрузнее телом самого головы и повыше ростом Чубова кума. И потому Солоха вывела его в огород, чтобы выслушать от него все то, что он хотел ей объявить. Кузнец рассеянно оглядывал углы своей хаты, вслушиваясь по временам в далеко разносившиеся песни колядующих; наконец остановил глаза на мешках: «Зачем тут лежат эти мешки? их давно бы пора убрать отсюда. Через эту глупую любовь я одурел совсем. Завтра праздник, а в хате до сих пор лежит всякая дрянь. Отнести их в кузницу!» Тут кузнец присел к огромным мешкам, перевязал их крепче и готовился взвалить себе на плечи. Но заметно было, что его мысли гуляли Бог знает где, иначе он бы услышал, как зашипел Чуб, когда волоса на голове его прикрутила завязавшая мешок веревка, и дюжий голова начал было икать довольно явственно. — Неужели не выбьется из ума моего эта негодная Оксана? — говорил кузнец, — не хочу думать о ней; а все думается, и, как нарочно, о ней одной только. Отчего это так, что дума против воли лезет в голову? Кой черт, мешки стали как будто тяжелее прежнего! Тут, верно, положено еще что-нибудь, кроме угля. Дурень я! я и позабыл, что теперь мне все кажется тяжелее. Прежде, бывало, я мог согнуть и разогнуть в одной руке медный пятак и лошадиную подкову; а теперь мешков с углем не подыму. Скоро буду от ветра валиться. Нет — вскричал он, помолчав и ободрившись, — что я за баба! Не дам никому смеяться над собою! Хоть десять таких мешков, все подыму. — И бодро взвалил себе на плеча мешки, которых не понесли бы два дюжих человека. — Взять и этот, — продолжал он, подымая маленький, на дне которого лежал, свернувшись, черт. — Тут, кажется, я положил струмент свой. — Сказав это, он вышел вон из хаты, насвистывая песню:

Менi с жiнкой не возиться.

Шумнее и шумнее раздавались по улицам песни и крики. Толпы толкавшегося народа были увеличены еще пришедшими из соседних деревень. Парубки шалили и бесились вволю. Часто между колядками слышалась какая-нибудь веселая песня, которую тут же успел сложить кто-нибудь из молодых козаков. То вдруг один из толпы вместо колядки отпускал щедровку и ревел во все горло:

Щедрик, ведрик!
Дайте вареник,
Грудочку кашки,
Кiльце ковбаски!

Хохот награждал затейника. Маленькие окна подымались, и сухощавая рука старухи, которые одни только вместе с степенными отцами оставались в избах, высовывалась из окошка с колбасою в руках или куском пирога. Парубки и девушки наперерыв подставляли мешки и ловили свою добычу. В одном месте парубки, зашедши со всех сторон, окружали толпу девушек: шум, крик, один бросал комом снега, другой вырывал мешок со всякой всячиной. В другом месте девушки ловили парубка, подставляли ему ногу, и он летел вместе с мешком стремглав на землю. Казалось, всю ночь напролет готовы были провеселиться. И ночь, как нарочно, так роскошно теплилась! и еще белее казался свет месяца от блеска снега. Кузнец остановился с своими мешками. Ему почудился в толпе девушек голос и тоненький смех Оксаны. Все жилки в нем вздрогнули: бросивши на землю мешки так, что находившийся на дне дьяк заохал от ушибу и голова икнул во все горло, побрел он с маленьким мешком на плечах вместе с толпою парубков, шедших следом за девичьей толпою, между которою ему послышался голос Оксаны. «Так, это она! стоит, как царица, и блестит черными очами! Ей рассказывает что-то видный парубок; верно, забавное, потому что она смеется. Но она всегда смеется». Как будто невольно, сам не понимая как, протерся кузнец сквозь толпу и стал около нее. — А, Вакула, ты тут! здравствуй! — сказала красавица с той же самой усмешкой, которая чуть не сводила Вакулу с ума. — Ну, много наколядовал? Э, какой маленький мешок! А черевики, которые носит царица, достал? достань черевики, выйду замуж! — И, засмеявшись, убежала с толпою. Как вкопанный стоял кузнец на одном месте. «Нет, не могу; нет сил больше... — произнес он наконец. — Но Боже Ты мой, отчего она так чертовски хороша? Ее взгляд, и речи, и все, ну вот так и жжет, так и жжет... Нет, невмочь уже пересилить себя! Пора положить конец всему: пропадай душа, пойду утоплюсь в пролубе, и поминай как звали!» Тут решительным шагом пошел он вперед, догнал толпу, поравнялся с Оксаною и сказал твердым голосом: — Прощай, Оксана! Ищи себе какого хочешь жениха, дурачь кого хочешь; а меня не увидишь уже больше на этом свете. Красавица казалась удивленною, хотела что-то сказать, но кузнец махнул рукою и убежал. — Куда, Вакула? — кричали парубки, видя бегущего кузнеца. — Прощайте, братцы! — кричал в ответ кузнец. — Даст бог, увидимся на том свете; а на этом уже не гулять нам вместе. Прощайте, не поминайте лихом! Скажите отцу Кондрату, чтобы сотворил панихиду по моей грешной душе. Свечей к иконам Чудотворца и Божией Матери, грешен, не обмалевал за мирскими делами. Все добро, какое найдется в моей скрыне, на церковь! Прощайте! Проговоривши это, кузнец принялся снова бежать с мешком на спине. — Он повредился! — говорили парубки. — Пропадшая душа! — набожно пробормотала проходившая мимо старуха. — Пойти рассказать, как кузнец повесился! Вакула между тем, пробежавши несколько улиц, остановился перевесть дух. «Куда я, в самом деле, бегу? — подумал он, — как будто уже все пропало. Попробую еще средство: пойду к запорожцу Пузатому Пацюку. Он, говорят, знает всех чертей и все сделает, что захочет. Пойду, ведь душе все же придется пропадать!» При этом черт, который долго лежал без всякого движения, запрыгал в мешке от радости; но кузнец, подумав, что он как-нибудь зацепил мешок рукою и произвел сам это движение, ударил по мешку дюжим кулаком и, встряхнув его на плечах, отправился к Пузатому Пацюку. Этот Пузатый Пацюк был точно когда-то запорожцем; но выгнали его или он сам убежал из Запорожья, этого никто не знал. Давно уже, лет десять, а может, и пятнадцать, как он жил в Диканьке. Сначала он жил, как настоящий запорожец: ничего не работал, спал три четверти дня, ел за шестерых косарей и выпивал за одним разом почти по целому ведру; впрочем, было где и поместиться, потому что Пацюк, несмотря на небольшой рост, в ширину был довольно увесист. Притом шаровары, которые носил он, были так широки, что какой бы большой ни сделал он шаг, ног было совершенно незаметно, и казалось — винокуренная кадь двигалась по улице. Может быть, это самое подало повод прозвать его Пузатым. Не прошло нескольких дней после прибытия его в село, как все уже узнали, что он знахарь. Бывал ли кто болен чем, тотчас призывал Пацюка; а Пацюку стоило только пошептать несколько слов, и недуг как будто рукою снимался. Случалось ли, что проголодавшийся дворянин подавился рыбьей костью, Пацюк умел так искусно ударить кулаком в спину, что кость отправлялась куда ей следует, не причинив никакого вреда дворянскому горлу. В последнее время его редко видали где-нибудь. Причина этому была, может быть, лень, а может, и то, что пролезать в двери делалось для него с каждым годом труднее. Тогда миряне должны были отправляться к нему сами, если имели в нем нужду. Кузнец не без робости отворил дверь и увидел Пацюка, сидевшего на полу по-турецки, перед небольшою кадушкою, на которой стояла миска с галушками. Эта миска стояла, как нарочно, наравне с его ртом. Не подвинувшись ни одним пальцем, он наклонил слегка голову к миске и хлебал жижу, схватывая по временам зубами галушки. «Нет, этот, — подумал Вакула про себя, — еще ленивее Чуба: тот, по крайней мере, ест ложкою, а этот и руки не хочет поднять!» Пацюк, верно, крепко занят был галушками, потому что, казалось, совсем не заметил прихода кузнеца, который, едва ступивши на порог, отвесил ему пренизкий поклон. — Я к твоей милости пришел, Пацюк! — сказал Вакула, кланяясь снова. Толстый Пацюк поднял голову и снова начал хлебать галушки. — Ты, говорят, не во гнев будь сказано... — сказал, собираясь с духом, кузнец, — я веду об этом речь не для того, чтобы тебе нанесть какую обиду, — приходишься немного сродни черту. Проговоря эти слова, Вакула испугался, подумав, что выразился все еще напрямик и мало смягчил крепкие слова, и, ожидая, что Пацюк, схвативши кадушку вместе с мискою, пошлет ему прямо в голову, отсторонился немного и закрылся рукавом, чтобы горячая жижа с галушек не обрызгала ему лица. Но Пацюк взглянул и снова начал хлебать галушки. Ободренный кузнец решился продолжать: — К тебе пришел, Пацюк, дай Боже тебе всего, добра всякого в довольствии, хлеба в пропорции! — Кузнец иногда умел ввернуть модное слово; в том он понаторел в бытность еще в Полтаве, когда размалевывал сотнику дощатый забор. — Пропадать приходится мне, грешному! ничто не помогает на свете! Что будет, то будет, приходится просить помощи у самого черта. Что ж, Пацюк? — произнес кузнец, видя неизменное его молчание, — как мне быть? — Когда нужно черта, то и ступай к черту! — отвечал Пацюк, не подымая на него глаз и продолжая убирать галушки. — Для того-то я и пришел к тебе, — отвечал кузнец, отвешивая поклон, — кроме тебя, думаю, никто на свете не знает к нему дороги. Пацюк ни слова и доедал остальные галушки. — Сделай милость, человек добрый, не откажи! — наступал кузнец, — свинины ли, колбас, муки гречневой, ну, полотна, пшена или иного прочего, в случае потребности... как обыкновенно между добрыми людьми водится... не поскупимся. Расскажи хоть, как, примерно сказать, попасть к нему на дорогу? — Тому не нужно далеко ходить, у кого черт за плечами, — произнес равнодушно Пацюк, не изменяя своего положения. Вакула уставил на него глаза, как будто бы на лбу его написано было изъяснение этих слов. «Что он говорит?» — безмолвно спрашивала его мина; а полуотверстый рот готовился проглотить, как галушку, первое слово. Но Пацюк молчал. Тут заметил Вакула, что ни галушек, ни кадушки перед ним не было; но вместо того на полу стояли две деревянные миски: одна была наполнена варениками, другая сметаною. Мысли его и глаза невольно устремились на эти кушанья. «Посмотрим, — говорил он сам себе, — как будет есть Пацюк вареники. Наклоняться он, верно, не захочет, чтобы хлебать, как галушки, да и нельзя: нужно вареник сперва обмакнуть в сметану». Только что он успел это подумать, Пацюк разинул рот, поглядел на вареники и еще сильнее разинул рот. В это время вареник выплеснул из миски, шлепнул в сметану, перевернулся на другую сторону, подскочил вверх и как раз попал ему в рот. Пацюк съел и снова разинул рот, и вареник таким же порядком отправился снова. На себя только принимал он труд жевать и проглатывать. «Вишь, какое диво!» — подумал кузнец, разинув от удивления рот, и тот же час заметил, что вареник лезет и к нему в рот, и уже вымазал губы сметаною. Оттолкнувши вареник и вытерши губы, кузнец начал размышлять о том, какие чудеса бывают на свете и до каких мудростей доводит человека нечистая сила, заметя притом, что один только Пацюк может помочь ему. «Поклонюсь ему еще, пусть растолкует хорошенько... Однако что за черт! ведь сегодня голодная кутья, а он ест вареники, вареники скоромные! Что я, в самом деле, за дурак, стою тут и греха набираюсь! Назад!» И набожный кузнец опрометью выбежал из хаты. Однако ж черт, сидевший в мешке и заранее уже радовавшийся, не мог вытерпеть, чтобы ушла из рук его такая славная добыча. Как только кузнец опустил мешок, он выскочил из него и сел верхом на шею. Мороз подрал по коже кузнеца; испугавшись и побледнев, не знал он, что делать; уже хотел перекреститься... Но черт, наклонив свое собачье рыльце ему на правое ухо, сказал: — Это я — твой друг, все сделаю для товарища и друга! Денег дам сколько хочешь, — пискнул он ему в левое ухо. — Оксана будет сегодня же наша, — шепнул он, заворотивши свою морду снова на правое ухо. Кузнец стоял, размышляя. — Изволь, — сказал он наконец, — за такую цену готов быть твоим! Черт всплеснул руками и начал от радости галопировать на шее кузнеца. «Теперь-то попался кузнец! — думал он про себя, — теперь-то я вымещу на тебе, голубчик, все твои малеванья и небылицы, взводимые на чертей! Что теперь скажут мои товарищи, когда узнают, что самый набожнейший из всего села человек в моих руках?» Тут черт засмеялся от радости, вспомнивши, как будет дразнить в аде все хвостатое племя, как будет беситься хромой черт, считавшийся между ними первым на выдумки. — Ну, Вакула! — пропищал черт, все так же не слезая с шеи, как бы опасаясь, чтобы он не убежал, — ты знаешь, что без контракта ничего не делают. — Я готов! — сказал кузнец. — У вас, я слышал, расписываются кровью; постой же, я достану в кармане гвоздь! — Тут он заложил назад руку — и хвать черта за хвост. — Вишь, какой шутник! — закричал, смеясь, черт. — Ну, полно, довольно уже шалить! — Постой, голубчик! — закричал кузнец, — а вот это как тебе покажется? — При сем слове он сотворил крест, и черт сделался так тих, как ягненок. — Постой же, — сказал он, стаскивая его за хвост на землю, — будешь ты у меня знать подучивать на грехи добрых людей и честных христиан! — Тут кузнец, не выпуская хвоста, вскочил на него верхом и поднял руку для крестного знамения. — Помилуй, Вакула! — жалобно простонал черт, — все что для тебя нужно, все сделаю, отпусти только душу на покаяние: не клади на меня страшного креста! — А, вот каким голосом запел, немец проклятый! Теперь я знаю, что делать. Вези меня сей же час на себе, слышишь, неси, как птица! — Куда? — произнес печальный черт. — В Петембург, прямо к царице! И кузнец обомлел от страха, чувствуя себя подымающимся на воздух. Долго стояла Оксана, раздумывая о странных речах кузнеца. Уже внутри ее что-то говорило, что она слишком жестоко поступила с ним. Что, если он в самом деле решится на что-нибудь страшное? «Чего доброго! может быть, он с горя вздумает влюбиться в другую и с досады станет называть ее первою красавицей на селе? Но нет, он меня любит. Я так хороша! Он меня ни за что не променяет; он шалит, прикидывается. Не пройдет минут десять, как он, верно, придет поглядеть на меня. Я в самом деле сурова. Нужно ему дать, как будто нехотя, поцеловать себя. То-то он обрадуется!» И ветреная красавица уже шутила со своими подругами. — Постойте, — сказала одна из них, — кузнец позабыл мешки свои; смотрите, какие страшные мешки! Он не по-нашему наколядовал: я думаю, сюда по целой четверти барана кидали; а колбасам и хлебам, верно, счету нет! Роскошь! целые праздники можно объедаться. — Это Кузнецовы мешки? — подхватила Оксана. — Утащим скорее их ко мне в хату и разглядим хорошенько, что он сюда наклал. Все со смехом одобрили такое предложение. — Но мы не поднимем их! — закричала вся толпа вдруг, силясь сдвинуть мешки. — Постойте, — сказала Оксана, — побежим скорее за санками и отвезем на санках! И толпа побежала за санками. Пленникам сильно прискучило сидеть в мешках, несмотря на то что дьяк проткнул для себя пальцем порядочную дыру. Если бы еще не было народу, то, может быть, он нашел бы средство вылезти; но вылезть из мешка при всех, показать себя на смех... это удерживало его, и он решился ждать, слегка только покряхтывая под невежливыми сапогами Чуба. Чуб сам не менее желал свободы, чувствуя, что под ним лежит что-то такое, на котором сидеть страх было неловко. Но как скоро услышал решение своей дочери, то успокоился и не хотел уже вылезать, рассуждая, что к хате своей нужно пройти, по крайней мере, шагов с сотню, а может быть, и другую. Вылезши же, нужно оправиться, застегнуть кожух, подвязать пояс — сколько работы! да и капелюхи остались у Солохи. Пусть уж лучше дивчата довезут на санках. Но случилось совсем не так, как ожидал Чуб. В то время, когда дивчата побежали за санками, худощавый кум выходил из шинка расстроенный и не в духе. Шинкарка никаким образом не решалась ему верить в долг; он хотел было дожидаться, авось-либо придет какой-нибудь набожный дворянин и попотчует его; но, как нарочно, все дворяне оставались дома и, как честные христиане, ели кутью посреди своих домашних. Размышляя о развращении нравов и о деревянном сердце жидовки, продающей вино, кум набрел на мешки и остановился в изумлении. — Вишь, какие мешки кто-то бросил на дороге! — сказал он, осматриваясь по сторонам, — должно быть, тут и свинина есть. Полезло же кому-то счастие наколядовать столько всякой всячины! Экие страшные мешки! Положим, что они набиты гречаниками да коржами, и то добре. Хотя бы были тут одни паляницы, и то в шмак: жидовка за каждую паляницу дает осьмуху водки. Утащить скорее, чтобы кто не увидел. — Тут взвалил он себе на плеча мешок с Чубом и дьяком, но почувствовал, что он слишком тяжел. — Нет, одному будет тяжело нести, — проговорил он, — а вот, как нарочно, идет ткач Шапуваленко. Здравствуй, Остап! — Здравствуй, — сказал, остановившись, ткач. — Куда идешь? — А так, иду, куда ноги идут. — Помоги, человек добрый, мешки снесть! кто-то колядовал, да и кинул посреди дороги. Добром разделимся пополам. — Мешки? а с чем мешки, с книшами или паляницами? — Да, думаю, всего есть. Тут выдернули они наскоро из плетня палки, положили на них мешок и понесли на плечах. — Куда ж мы понесем его? в шинок? — спросил дорогою ткач. — Оно бы и я так думал, чтобы в шинок; но ведь проклятая жидовка не поверит, подумает еще, что где-нибудь украли; к тому же я только что из шинка. Мы отнесем его в мою хату. Нам никто не помешает: жинки нет дома. — Да точно ли нет дома? — спросил осторожный ткач. — Слава Богу, мы не совсем еще без ума, — сказал кум, — черт ли бы принес меня туда, где она. Она, думаю, протаскается с бабами до света. — Кто там? — закричала кумова жена, услышав шум в сенях, произведенный приходом двух приятелей с мешком, и отворяя дверь. Кум остолбенел. — Вот тебе на! — произнес ткач, спустя руки. Кумова жена была такого рода сокровище, каких немало на белом свете. Так же как и ее муж, она почти никогда не сидела дома и почти весь день пресмыкалась у кумушек и зажиточных старух, хвалила и ела с большим аппетитом и дралась только по утрам с своим мужем, потому что в это только время и видела его иногда. Хата их была вдвое старее шаровар волостного писаря, крыша в некоторых местах была без соломы. Плетня видны были одни остатки, потому что всякий выходивший из дому никогда не брал палки для собак, в надежде, что будет проходить мимо кумова огорода и выдернет любую из его плетня. Печь не топилась дня по три. Все, что ни напрашивала нежная супруга у добрых людей, прятала как можно подалее от своего мужа и часто самоуправно отнимала у него добычу, если он не успевал ее пропить в шинке. Кум, несмотря на всегдашнее хладнокровие, не любил уступать ей и оттого почти всегда уходил из дому с фонарями под обоими глазами, а дорогая половина, охая, плелась рассказывать старушкам о бесчинстве своего мужа и о претерпенных ею от него побоях. Теперь можно себе представить, как были озадачены ткач и кум таким неожиданным явлением. Опустивши мешок, они заступили его собою и закрыли полами; но уже было поздно; кумова жена хотя и дурно видела старыми глазами, однако ж мешок заметила. — Вот это хорошо! — сказала она с таким видом, в котором заметна была радость ястреба. — Это хорошо, что наколядовали столько! Вот так всегда делают добрые люди; только нет, я думаю, где-нибудь подцепили. Покажите мне сейчас, слышите, покажите сей же час мешок ваш! — Лысый черт тебе покажет, а не мы, — сказал, приосанясь, кум. — Тебе какое дело? — сказал ткач, — мы наколядовали, а не ты. — Нет, ты мне покажешь, негодный пьяница! — вскричала жена, ударив высокого кума кулаком в подбородок и продираясь к мешку. Но ткач и кум мужественно отстояли мешок и заставили ее попятиться назад. Не успели они оправиться, как супруга выбежала в сени уже с кочергою в руках. Проворно хватила кочергою мужа по рукам, ткача по спине и уже стояла возле мешка. — Что мы допустили ее? — сказал ткач, очнувшись. — Э, что мы допустили! а отчего ты допустил? — сказал хладнокровно кум. — У вас кочерга, видно, железная! — сказал после небольшого молчания ткач, почесывая спину. — Моя жинка купила прошлый год на ярмарке кочергу, дала пивкопы, — та ничего... не больно. Между тем торжествующая супруга, поставив на пол каганец, развязала мешок и заглянула в него. Но, верно, старые глаза ее, которые так хорошо увидели мешок, на этот раз обманулись. — Э, да тут лежит целый кабан! — вскрикнула она, всплеснув от радости в ладоши. — Кабан! слышишь, целый кабан! — толкал ткач кума. — А все ты виноват! — Что ж делать! — произнес, пожимая плечами, кум. — Как что? чего мы стоим? отнимем мешок! ну, приступай! — Пошла прочь! пошла! это наш кабан! — кричал, выступая, ткач. — Ступай, ступай, чертова баба! это не твое добро! — говорил, приближаясь, кум. Супруга принялась снова за кочергу, но Чуб в это время вылез из мешка и стал посреди сеней, потягиваясь, как человек, только что пробудившийся от долгого сна. Кумова жена вскрикнула, ударивши об полы руками, и все невольно разинули рты. — Что ж она, дура, говорит: кабан! Это не кабан! — сказал кум, выпуча глаза. — Вишь, какого человека кинуло в мешок! — сказал ткач, пятясь от испугу. — Хоть что хочешь говори, хоть тресни, а не обошлось без нечистой силы. Ведь он не пролезет в окошко! — Это кум! — вскрикнул, вглядевшись, кум. — А ты думал кто? — сказал Чуб, усмехаясь. — Что, славную я выкинул над вами штуку? А вы небось хотели меня съесть вместо свинины? Постойте же, я вас порадую: в мешке лежит еще что-то, — если не кабан, то, наверно, поросенок или иная живность. Подо мною беспрестанно что-то шевелилось. Ткач и кум кинулись к мешку, хозяйка дома уцепилась с противной стороны, и драка возобновилась бы снова, если бы дьяк, увидевши теперь, что ему некуда скрыться, не выкарабкался из мешка. Кумова жена, остолбенев, выпустила из рук ногу, за которую начала было тянуть дьяка из мешка. — Вот и другой еще! — вскрикнул со страхом ткач, — черт знает как стало на свете... голова идет кругом... не колбас и не паляниц, а людей кидают в мешки! — Это дьяк! — произнес изумившийся более всех Чуб. — Вот тебе на! ай да Солоха! посадить в мешок... То-то, я гляжу, у нее полная хата мешков... Теперь я все знаю: у нее в каждом мешке сидело по два человека. А я думал, что она только мне одному... Вот тебе и Солоха! Девушки немного удивились, не найдя одного мешка. «Нечего делать, будет с нас и этого», — лепетала Оксана. Все принялись за мешок и взвалили его на санки. Голова решился молчать, рассуждая: если он закричит, чтобы его выпустили и развязали мешок, — глупые дивчата разбегутся, подумают, что в мешке сидит дьявол, и он останется на улице, может быть, до завтра. Девушки между тем, дружно взявшись за руки, полетели, как вихорь, с санками по скрыпучему снегу. Множество, шаля, садились на санки; другие взбирались на самого голову. Голова решился сносить все. Наконец приехали, отворили настежь двери в сенях и хате и с хохотом втащили мешок. — Посмотрим, что-то лежит тут, — закричали все, бросившись развязывать. Тут икотка, которая не переставала мучить голову во все время сидения его в мешке, так усилилась, что он начал икать и кашлять во все горло. — Ах, тут сидит кто-то! — закричали все и в испуге бросились вон из дверей. — Что за черт! куда вы мечетесь как угорелые? — сказал, входя в дверь, Чуб. — Ах, батько! — произнесла Оксана, — в мешке сидит кто-то! — В мешке? где вы взяли этот мешок? — Кузнец бросил его посреди дороги, — сказали все вдруг. «Ну, так, не говорил ли я?..» — подумал про себя Чуб. — Чего ж вы испугались? посмотрим. А ну-ка, чоловиче, прошу не погневиться, что не называем по имени и отечеству, вылезай из мешка! Голова вылез. — Ах! — вскрикнули девушки. — И голова влез туда же, — говорил про себя Чуб в недоумении, меряя его с головы до ног, — вишь как!.. Э!.. — более он ничего не мог сказать. Голова сам был не меньше смущен и не знал, что начать. — Должно быть, на дворе холодно? — сказал он, обращаясь к Чубу. — Морозец есть, — отвечал Чуб. — А позволь спросить тебя, чем ты смазываешь свои сапоги, смальцем или дегтем? Он хотел не то сказать, он хотел спросить: «Как ты, голова, залез в этот мешок?» — но сам не понимал, как выговорил совершенно другое. — Дегтем лучше! — сказал голова. — Ну, прощай, Чуб! — И, нахлобучив капелюхи, вышел из хаты. — Для чего спросил я сдуру, чем он мажет сапоги! — произнес Чуб, поглядывая на двери, в которые вышел голова. — Ай да Солоха! эдакого человека засадить в мешок!.. Вишь, чертова баба! А я дурак... да где же тот проклятый мешок? — Я кинула его в угол, там больше ничего нет, — сказала Оксана. — Знаю я эти штуки, ничего нет! подайте его сюда: там еще один сидит! встряхните его хорошенько... Что, нет? Вишь, проклятая баба! А поглядеть на нее — как святая, как будто и скоромного никогда не брала в рот. Но оставим Чуба изливать на досуге свою досаду и возвратимся к кузнецу, потому что уже на дворе, верно, есть час девятый. Сначала страшно показалось Вакуле, когда поднялся он от земли на такую высоту, что ничего уже не мог видеть внизу, и пролетел как муха под самым месяцем так, что если бы не наклонился немного, то зацепил бы его шапкою. Однако ж мало спустя он ободрился и уже стал подшучивать над чертом. Его забавляло до крайности, как черт чихал и кашлял, когда он снимал с шеи кипарисный крестик и подносил к нему. Нарочно поднимал он руку почесать голову, а черт, думая, что его собираются крестить, летел еще быстрее. Все было светло в вышине. Воздух в легком серебряном тумане был прозрачен. Все было видно, и даже можно было заметить, как вихрем пронесся мимо их, сидя в горшке, колдун; как звезды, собравшись в кучу, играли в жмурки; как клубился в стороне облаком целый рой духов; как плясавший при месяце черт снял шапку, увидавши кузнеца, скачущего верхом; как летела возвращавшаяся назад метла, на которой, видно, только что съездила куда нужно ведьма... много еще дряни встречали они. Всё, видя кузнеца, на минуту останавливалось поглядеть на него и потом снова неслось далее и продолжало свое; кузнец все летел; и вдруг заблестел перед ним Петербург весь в огне. (Тогда была по какому-то случаю иллюминация.) Черт, перелетев через шлагбаум, оборотился в коня, и кузнец увидел себя на лихом бегуне середи улицы. Боже мой! стук, гром, блеск; по обеим сторонам громоздятся четырехэтажные стены; стук копыт коня, звук колеса отзывались громом и отдавались с четырех сторон; домы росли и будто подымались из земли на каждом шагу; мосты дрожали; кареты летали; извозчики, форейторы кричали; снег свистел под тысячью летящих со всех сторон саней; пешеходы жались и теснились под домами, унизанными плошками, и огромные тени их мелькали по стенам, досягая головой труб и крыш. С изумлением оглядывался кузнец на все стороны. Ему казалось, что все дома устремили на него свои бесчисленные огненные очи и глядели. Господ в крытых сукном шубах он увидел так много, что не знал, кому шапку снимать. «Боже ты мой, сколько тут панства! — подумал кузнец. — Я думаю, каждый, кто ни пройдет по улице в шубе, то и заседатель, то и заседатель! а те, что катаются в таких чудных бричках со стеклами, те когда не городничие, то, верно, комиссары, а может, еще и больше». Его слова прерваны были вопросом черта: «Прямо ли ехать к царице?» «Нет, страшно, — подумал кузнец. — Тут где-то, не знаю, пристали запорожцы, которые проезжали осенью через Диканьку. Они ехали из Сечи с бумагами к царице; все бы таки посоветоваться с ними». — Эй, сатана, полезай ко мне в карман да веди к запорожцам! Черт в одну минуту похудел и сделался таким маленьким, что без труда влез к нему в карман. А Вакула не успел оглянуться, как очутился перед большим домом, вошел, сам не зная как, на лестницу, отворил дверь и подался немного назад от блеска, увидевши убранную комнату; но немного ободрился, узнавши тех самых запорожцев, которые проезжали через Диканьку, сидевших на шелковых диванах, поджав под себя намазанные дегтем сапоги, и куривших самый крепкий табак, называемый обыкновенно корешками. — Здравствуйте, панове! помогай Бог вам! вот где увиделись! — сказал кузнец, подошедши близко и отвесивши поклон до земли. — Что там за человек? — спросил сидевший перед самым кузнецом другого, сидевшего подалее. — А вы не познали? — сказал кузнец, — это я, Вакула, кузнец! Когда проезжали осенью через Диканьку, то прогостили, дай Боже вам всякого здоровья и долголетия, без малого два дни. И новую шину тогда поставил на переднее колесо вашей кибитки! — А! — сказал тот же запорожец, — это тот самый кузнец, который малюет важно. Здорово, земляк, зачем тебя Бог принес? — А так, захотелось поглядеть, говорят... — Что ж, земляк, — сказал, приосанясь, запорожец и желая показать, что он может говорить и по-русски, — што балшой город? Кузнец и себе не хотел осрамиться и показаться новичком, притом же, как имели случай видеть выше сего, он знал и сам грамотный язык. — Губерния знатная! — отвечал он равнодушно. — Нечего сказать: домы балшущие, картины висят скрозь важные. Многие домы исписаны буквами из сусального золота до чрезвычайности. Нечего сказать, чудная пропорция! Запорожцы, услышавши кузнеца, так свободно изъясняющегося, вывели заключение очень для него выгодное. — После потолкуем с тобою, земляк, побольше; теперь же мы едем сейчас к царице. — К царице? А будьте ласковы, панове, возьмите и меня с собою! — Тебя? — произнес запорожец с таким видом, с каким говорит дядька четырехлетнему своему воспитаннику, просящему посадить его на настоящую, на большую лошадь. — Что ты будешь там делать? Нет, не можно. — При этом на лице его выразилась значительная мина. — Мы, брат, будем с царицею толковать про свое. — Возьмите! — настаивал кузнец. — Проси! — шепнул он тихо черту, ударив кулаком по карману. Не успел он этого сказать, как другой запорожец проговорил: — Возьмем его, в самом деле, братцы! — Пожалуй, возьмем! — произнесли другие. — Надевай же платье такое, как и мы. Кузнец схватился натянуть на себя зеленый жупан, как вдруг дверь отворилась и вошедший с позументами человек сказал, что пора ехать. Чудно снова показалось кузнецу, когда он понесся в огромной карете, качаясь на рессорах, когда с обеих сторон мимо его бежали назад четырехэтажные домы и мостовая, гремя, казалось, сама катилась под ноги лошадям. «Боже Ты мой, какой свет! — думал про себя кузнец. — У нас днем не бывает так светло». Кареты остановились перед дворцом. Запорожцы вышли, вступили в великолепные сени и начали подыматься на блистательно освещенную лестницу. — Что за лестница! — шептал про себя кузнец, — жаль ногами топтать. Экие украшения! Вот, говорят, лгут сказки! кой черт лгут! Боже ты мой, что за перила! какая работа! тут одного железа рублей на пятьдесят пошло! Уже взобравшись на лестницу, запорожцы прошли первую залу. Робко следовал за ними кузнец, опасаясь на каждом шагу поскользнуться на паркете. Прошли три залы, кузнец все еще не переставал удивляться. Вступивши в четвертую, он невольно подошел к висевшей на стене картине. Это была Пречистая Дева с Младенцем на руках. «Что за картина! что за чудная живопись! — рассуждал он, — вот, кажется, говорит! кажется, живая! а Дитя Святое! и ручки прижало! и усмехается, бедное! а краски! Боже ты мой, какие краски! тут вохры, я думаю, и на копейку не пошло, все ярь да бакан: а голубая так и горит! важная работа! должно быть, грунт наведен был блейвасом. Сколь, однако ж, ни удивительны сии малевания, но эта медная ручка, — продолжал он, подходя к двери и щупая замок, — еще большего достойна удивления. Эк какая чистая выделка! это всё, я думаю, немецкие кузнецы, за самые дорогие цены делали...» Может быть, долго еще бы рассуждал кузнец, если бы лакей с галунами не толкнул его под руку и не напомнил, чтобы он не отставал от других. Запорожцы прошли еще две залы и остановились. Тут велено им было дожидаться. В зале толпилось несколько генералов в шитых золотом мундирах. Запорожцы поклонились на все стороны и стали в кучу. Минуту спустя вошел в сопровождении целой свиты величественного роста, довольно плотный человек в гетьманском мундире, в желтых сапожках. Волосы на нем были растрепаны, один глаз немного крив, на лице изображалась какая-то надменная величественность, во всех движениях видна была привычка повелевать. Все генералы, которые расхаживали довольно спесиво в золотых мундирах, засуетились и с низкими поклонами, казалось, ловили его каждое слово и даже малейшее движение, чтобы сейчас лететь выполнять его. Но гетьман не обратил даже и внимания, едва кивнул головою и подошел к запорожцам. Запорожцы отвесили все поклон в ноги. — Все ли вы здесь? — спросил он протяжно, произнося слова немного в нос. — Та вси, батько ! — отвечали запорожцы, кланяясь снова. — Не забудете говорить так, как я вас учил? — Нет, батько, не позабудем. — Это царь? — спросил кузнец одного из запорожцев. — Куда тебе царь! это сам Потемкин, — отвечал тот. В другой комнате послышались голоса, и кузнец не знал, куда деть свои глаза от множества вошедших дам в атласных платьях с длинными хвостами и придворных в шитых золотом кафтанах и с пучками назади. Он только видел один блеск и больше ничего. Запорожцы вдруг все пали на землю и закричали в один голос: — Помилуй, мамо! помилуй! Кузнец, не видя ничего, растянулся и сам со всем усердием на полу. — Встаньте, — прозвучал над ними повелительный и вместе с тем приятный голос. Некоторые из придворных засуетились и толкали запорожцев. — Не встанем, мамо! не встанем! умрем, а не встанем! — кричали запорожцы. Потемкин кусал себе губы, наконец подошел сам и повелительно шепнул одному из запорожцев. Запорожцы поднялись. Тут осмелился и кузнец поднять голову и увидел стоявшую перед собою небольшого роста женщину, несколько даже дородную, напудренную, с голубыми глазами и вместе с тем величественно улыбающимся видом, который так умел покорять себе все и мог только принадлежать одной царствующей женщине. — Светлейший обещал меня познакомить сегодня с моим народом, которого я до сих пор еще не видела, — говорила дама с голубыми глазами, рассматривая с любопытством запорожцев. — Хорошо ли вас здесь содержат? — продолжала она, подходя ближе. — Та спасиби, мамо! Провиянт дают хороший, хотя бараны здешние совсем не то, что у нас на Запорожье, — почему ж не жить как-нибудь?.. Потемкин поморщился, видя, что запорожцы говорят совершенно не то, чему он их учил... Один из запорожцев, приосанясь, выступил вперед: — Помилуй, мамо! зачем губишь верный народ? чем прогневили? Разве держали мы руку поганого татарина; разве соглашались в чем-либо с турчином; разве изменили тебе делом или помышлением? За что ж немилость? Прежде слышали мы, что приказываешь везде строить крепости от нас; после слышали, что хочешь поворотить в карабинеры; теперь слышим новые напасти. Чем виновато запорожское войско? тем ли, что перевело твою армию чрез Перекоп и помогло твоим енералам порубать крымцев?.. Потемкин молчал и небрежно чистил небольшою щеточкою свои бриллианты, которыми были унизаны его руки. — Чего же хотите вы? — заботливо спросила Екатерина. Запорожцы значительно взглянули друг на друга. «Теперь пора! Царица спрашивает, чего хотите!» — сказал сам себе кузнец и вдруг повалился на землю. — Ваше царское величество, не прикажите казнить, прикажите миловать! Из чего, не во гнев будь сказано вашей царской милости, сделаны черевички, что на ногах ваших? Я думаю, ни один швец ни в одном государстве на свете не сумеет так сделать. Боже Ты мой, что, если бы моя жинка надела такие черевики! Государыня засмеялась. Придворные засмеялись тоже. Потемкин и хмурился и улыбался вместе. Запорожцы начали толкать под руку кузнеца, думая, не с ума ли он сошел. — Встань! — сказала ласково государыня. — Если так тебе хочется иметь такие башмаки, то это нетрудно сделать. Принесите ему сей же час башмаки самые дорогие, с золотом! Право, мне очень нравится это простодушие! Вот вам, — продолжала государыня, устремив глаза на стоявшего подалее от других средних лет человека с полным, но несколько бледным лицом, которого скромный кафтан с большими перламутровыми пуговицами показывал, что он не принадлежал к числу придворных, — предмет, достойный остроумного пера вашего! — Вы, ваше императорское величество, слишком милостивы. Сюда нужно, по крайней мере, Лафонтена! — отвечал, поклонясь, человек с перламутровыми пуговицами. — По чести скажу вам: я до сих пор без памяти от вашего «Бригадира». Вы удивительно хорошо читаете! Однако ж, — продолжала государыня, обращаясь снова к запорожцам, — я слышала, что на Сечи у вас никогда не женятся. — Як же, мамо! ведь человеку, сама знаешь, без жинки нельзя жить, — отвечал тот самый запорожец, который разговаривал с кузнецом, и кузнец удивился, слыша, что этот запорожец, зная так хорошо грамотный язык, говорит с царицею, как будто нарочно, самым грубым, обыкновенно называемым мужицким наречием. «Хитрый народ! — подумал он сам себе, — верно, недаром он это делает». — Мы не чернецы, — продолжал запорожец, — а люди грешные. Падки, как и все честное христианство, до скоромного. Есть у нас не мало таких, которые имеют жен, только не живут с ними на Сечи. Есть такие, что имеют жен в Польше; есть такие, что имеют жен в Украине; есть такие, что имеют жен и в Турещине. В это время кузнецу принесли башмаки. — Боже ты мой, что за украшение! — вскрикнул он радостно, ухватив башмаки. — Ваше царское величество! Что ж, когда башмаки такие на ногах, и в них чаятельно, ваше благородие, ходите и на лед ковзаться, какие ж должны быть самые ножки? думаю, по малой мере из чистого сахара. Государыня, которая точно имела самые стройные и прелестные ножки, не могла не улыбнуться, слыша такой комплимент из уст простодушного кузнеца, который в своем запорожском платье мог почесться красавцем, несмотря на смуглое лицо. Обрадованный таким благосклонным вниманием, кузнец уже хотел было расспросить хорошенько царицу о всем: правда ли, что цари едят один только мед да сало, и тому подобное; но, почувствовав, что запорожцы толкают его под бока, решился замолчать; и когда государыня, обратившись к старикам, начала расспрашивать, как у них живут на Сечи, какие обычаи водятся, — он, отошедши назад, нагнулся к карману, сказал тихо: «Выноси меня отсюда скорее!» — и вдруг очутился за шлагбаумом. — Утонул! ей-Богу, утонул! вот чтобы я не сошла с этого места, если не утонул! — лепетала толстая ткачиха, стоя в куче диканьских баб посереди улицы. — Что ж, разве я лгунья какая? разве я у кого-нибудь корову украла? разве я сглазила кого, что ко мне не имеют веры? — кричала баба в козацкой свитке, с фиолетовым носом, размахивая руками. — Вот чтобы мне воды не захотелось пить, если старая Переперчиха не видела собственными глазами, как повесился кузнец! — Кузнец повесился? вот тебе на! — сказал голова, выходивший от Чуба, остановился и протеснился ближе к разговаривавшим. — Скажи лучше, чтоб тебе водки не захотелось пить, старая пьяница! — отвечала ткачиха, — нужно быть такой сумасшедшей, как ты, чтобы повеситься! Он утонул! утонул в пролубе! Это я так знаю, как то, что ты была сейчас у шинкарки. — Срамница! Вишь, чем стала попрекать? — гневно возразила баба с фиолетовым носом. — Молчала бы, негодница! Разве я не знаю, что к тебе дьяк ходит каждый вечер? Ткачиха вспыхнула. — Что дьяк? к кому дьяк? что ты врешь? — Дьяк? — пропела, теснясь к спорившим, дьячиха, в тулупе из заячьего меха, крытом синею китайкой. — Я дам знать дьяка! Кто это говорит — дьяк? — А вот к кому ходит дьяк! — сказала баба с фиолетовым носом, указывая на ткачиху. — Так это ты, сука, — сказала дьячиха, подступая к ткачихе, — так это ты, ведьма, напускаешь ему туман и поишь нечистым зельем, чтобы ходил к тебе? — Отвяжись от меня, сатана! — говорила, пятясь, ткачиха. — Вишь, проклятая ведьма, чтоб ты не дождала детей своих видеть, негодная! Тьфу!.. — Тут дьячиха плюнула прямо в глаза ткачихе. Ткачиха хотела и себе сделать то же, но вместо того плюнула в небритую бороду голове, который, чтобы лучше все слышать, подобрался к самим спорившим. — А, скверная баба! — закричал голова, обтирая полою лицо и поднявши кнут. Это движение заставило всех разойтиться с ругательствами в разные стороны. — Экая мерзость! — повторял он, продолжая обтираться. — Так кузнец утонул! Боже Ты мой, а какой важный живописец был! какие ножи крепкие, серпы, плуги умел выковывать! Что за сила была! Да, — продолжал он, задумавшись, — таких людей мало у нас на селе. То-то я, еще сидя в проклятом мешке, замечал, что бедняжка был крепко не в духе. Вот тебе и кузнец! был, а теперь и нет! А я собирался было подковать свою рябую кобылу!.. И, будучи полон таких христианских мыслей, голова тихо побрел в свою хату. Оксана смутилась, когда до нее дошли такие вести. Она мало верила глазам Переперчихи и толкам баб; она знала, что кузнец довольно набожен, чтобы решиться погубить свою душу. Но что, если он в самом деле ушел с намерением никогда не возвращаться в село? А вряд ли и в другом месте где найдется такой молодец, как кузнец! Он же так любил ее! Он долее всех выносил ее капризы! Красавица всю ночь под своим одеялом поворачивалась с правого бока на левый, с левого на правый — и не могла заснуть. То, разметавшись в обворожительной наготе, которую ночной мрак скрывал даже от нее самой, она почти вслух бранила себя; то, приутихнув, решалась ни о чем не думать — и все думала. И вся горела; и к утру влюбилась по уши в кузнеца. Чуб не изъявил ни радости, ни печали об участи Вакулы. Его мысли заняты были одним: он никак не мог позабыть вероломства Солохи и сонный не переставал бранить ее. Настало утро. Вся церковь еще до света была полна народа. Пожилые женщины в белых намитках, в белых суконных свитках набожно крестились у самого входа церковного. Дворянки в зеленых и желтых кофтах, а иные даже в синих кунтушах с золотыми назади усами, стояли впереди их. Дивчата, у которых на головах намотана была целая лавка лент, а на шее монист, крестов и дукатов, старались пробраться еще ближе к иконостасу. Но впереди всех были дворяне и простые мужики с усами, с чубами, с толстыми шеями и только что выбритыми подбородками, все большею частию в кобеняках, из-под которых выказывалась белая, а у иных и синяя свитка. На всех лицах, куда ни взглянь, виден был праздник. Голова облизывался, воображая, как он разговеется колбасою; дивчата помышляли о том, как они будут ковзаться с хлопцами на льду; старухи усерднее, нежели когда-либо, шептали молитвы. По всей церкви слышно было, как козак Свербыгуз клал поклоны. Одна только Оксана стояла как будто не своя: молилась и не молилась. На сердце у нее столпилось столько разных чувств, одно другого досаднее, одно другого печальнее, что лицо ее выражало одно только сильное смущение; слезы дрожали на глазах. Дивчата не могли понять этому причины и не подозревали, чтобы виною был кузнец. Однако ж не одна Оксана была занята кузнецом. Все миряне заметили, что праздник — как будто не праздник; что как будто все чего-то недостает. Как на беду, дьяк после путешествия в мешке охрип и дребезжал едва слышным голосом; правда, приезжий певчий славно брал баса, но куда бы лучше, если бы и кузнец был, который всегда, бывало, как только пели «Отче наш» или «Иже херувимы», всходил на крылос и выводил оттуда тем же самым напевом, каким поют и в Полтаве. К тому же он один исправлял должность церковного титара. Уже отошла заутреня; после заутрени отошла обедня... куда же это, в самом деле, запропастился кузнец? Еще быстрее в остальное время ночи несся черт с кузнецом назад. И мигом очутился Вакула около своей хаты. В это время пропел петух. «Куда? — закричал он, ухватя за хвост хотевшего убежать черта, — постой, приятель, еще не все: я еще не поблагодарил тебя». Тут, схвативши хворостину, отвесил он ему три удара, и бедный черт припустил бежать, как мужик, которого только что выпарил заседатель. Итак, вместо того чтобы провесть, соблазнить и одурачить других, враг человеческого рода был сам одурачен. После сего Вакула вошел в сени, зарылся в сено и проспал до обеда. Проснувшись, он испугался, когда увидел, что солнце уже высоко: «Я проспал заутреню и обедню!» Тут благочестивый кузнец погрузился в уныние, рассуждая, что это, верно, Бог нарочно, в наказание за грешное его намерение погубить свою душу, наслал сон, который не дал даже ему побывать в такой торжественный праздник в церкви. Но, однако ж, успокоив себя тем, что в следующую неделю исповедается в этом попу и с сегодняшнего же дня начнет бить по пятидесяти поклонов через весь год, заглянул он в хату; но в ней не было никого. Видно, Солоха еще не возвращалась. Бережно вынул он из пазухи башмаки и снова изумился дорогой работе и чудному происшествию минувшей ночи; умылся, оделся как можно лучше, надел то самое платье, которое достал от запорожцев, вынул из сундука новую шапку из решетиловских смушек с синим верхом, которой не надевал еще ни разу с того времени, как купил ее еще в бытность в Полтаве; вынул также новый всех цветов пояс; положил все это вместе с нагайкою в платок и отправился прямо к Чубу. Чуб выпучил глаза, когда вошел к нему кузнец, и не знал, чему дивиться: тому ли, что кузнец воскрес, тому ли, что кузнец смел к нему прийти, или тому, что он нарядился таким щеголем и запорожцем. Но еще больше изумился он, когда Вакула развязал платок и положил перед ним новехонькую шапку и пояс, какого не видано было на всем селе, а сам повалился ему в ноги и проговорил умоляющим голосом: — Помилуй, батько! не гневись! вот тебе и нагайка: бей, сколько душа пожелает, отдаюсь сам; во всем каюсь; бей, да не гневись только! Ты ж когда-то братался с покойным батьком, вместе хлеб-соль ели и магарыч пили. Чуб не без тайного удовольствия видел, как кузнец, который никому на селе в ус не дул, сгибал в руке пятаки и подковы, как гречневые блины, тот самый кузнец лежал у ног его. Чтоб еще больше не уронить себя, Чуб взял нагайку и ударил его три раза по спине. — Ну, будет с тебя, вставай! старых людей всегда слушай! Забудем все, что было меж нами! Ну, теперь говори, чего тебе хочется? — Отдай, батько, за меня Оксану! Чуб немного подумал, поглядел на шапку и пояс: шапка была чудная, пояс также не уступал ей; вспомнил о вероломной Солохе и сказал решительно: — Добре! присылай сватов! — Ай! — вскрикнула Оксана, переступив через порог и увидев кузнеца, и вперила с изумлением и радостью в него очи. — Погляди, какие я тебе принес черевики! — сказал Вакула, — те самые, которые носит царица. — Нет! нет! мне не нужно черевиков! — говорила она, махая руками и не сводя с него очей, — я и без черевиков... — Далее она не договорила и покраснела. Кузнец подошел ближе, взял ее за руку; красавица и очи потупила. Еще никогда не была она так чудно хороша. Восхищенный кузнец тихо поцеловал ее, и лицо ее пуще загорелось, и она стала еще лучше. Проезжал через Диканьку блаженной памяти архиерей, хвалил место, на котором стоит село, и, проезжая по улице, остановился перед новою хатою. — А чья это такая размалеванная хата? — спросил преосвященный у стоявшей близ дверей красивой женщины с дитятей на руках. — Кузнеца Вакулы, — сказала ему, кланяясь, Оксана, потому что это именно была она. — Славно! славная работа! — сказал преосвященный, разглядывая двери и окна. А окна все были обведены кругом красною краскою; на дверях же везде были козаки на лошадях, с трубками в зубах. Но еще больше похвалил преосвященный Вакулу, когда узнал, что он выдержал церковное покаяние и выкрасил даром весь левый крылос зеленою краскою с красными цветами. Это, однако ж, не все: на стене сбоку, как войдешь в церковь, намалевал Вакула черта в аду, такого гадкого, что все плевали, когда проходили мимо; а бабы, как только расплакивалось у них на руках дитя, подносили его к картине и говорили: «Он бачь, яка кака намалевана!» — и дитя, удерживая слезенки, косилось на картину и жалось к груди своей матери.

Николай Васильевич Гоголь

«Ночь перед Рождеством»

На смену последнему дню перед Рождеством приходит ясная морозная ночь. Дивчины и парубки ещё не вышли колядовать, и никто не видел, как из трубы одной хаты пошёл дым и поднялась ведьма на метле. Она черным пятнышком мелькает в небе, набирая звезды в рукав, а навстречу ей летит черт, которому «последняя ночь осталась шататься по белому свету». Укравши месяц, черт прячет его в карман, предполагая, что наступившая тьма удержит дома богатого козака Чуба, приглашённого к дьяку на кутю, и ненавистный черту кузнец Вакула (нарисовавший на церковной стене картину Страшного суда и посрамляемого черта) не осмелится прийти к Чубовой дочери Оксане. Покуда черт строит ведьме куры, вышедший из хаты Чуб с кумом не решаются, пойти ль к дьячку, где за варенухой соберётся приятное общество, или ввиду такой темноты вернуться домой, — и уходят, оставив в доме красавицу Оксану, принаряжавшуюся перед зеркалом, за чем и застаёт ее Вакула. Суровая красавица насмехается над ним, ничуть не тронутая его нежными речами. Раздосадованный кузнец идёт отпирать дверь, в которую стучит сбившийся с дороги и утративший кума Чуб, решив по случаю поднятой чёртом метели вернуться домой. Однако голос кузнеца наводит его на мысль, что он попал не в свою хату (а в похожую, хромого Левченка, к молодой жене коего, вероятно, и пришёл кузнец), Чуб меняет голос, и сердитый Вакула, надавав тычков, выгоняет его. Побитый Чуб, разочтя, что из собственного дома кузнец, стало быть, ушёл, отправляется к его матери, Солохе. Солоха же, бывшая ведьмою, вернулась из своего путешествия, а с нею прилетел и черт, обронив в трубе месяц.

Стало светло, метель утихла, и толпы колядующих высыпали на улицы. Девушки прибегают к Оксане, и, заметив на одной из них новые расшитые золотом черевички, Оксана заявляет, что выйдет замуж за Вакулу, если тот принесёт ей черевички, «которые носит царица». Меж тем черта, разнежившегося у Солохи, спугивает голова, не пошедший к дьяку на кутю. Черт проворно залезает в один из мешков, оставленных среди хаты кузнецом, но в другой приходится вскоре полезть и голове, поскольку к Солохе стучится дьяк. Нахваливая достоинства несравненной Солохи, дьяк вынужден залезть в третий мешок, поскольку является Чуб. Впрочем, и Чуб полезает туда же, избегая встречи с вернувшимся Вакулой. Покуда Солоха объясняется на огороде с пришедшим вослед козаком Свербыгузом, Вакула уносит мешки, брошенные посреди хаты, и, опечаленный размолвкой с Оксаною, не замечает их тяжести. На улице его окружает толпа колядующих, и здесь Оксана повторяет своё издевательское условие. Бросив все, кроме самого малого, мешки посреди дороги, Вакула бежит, и за ним уж ползут слухи, что он то ли повредился в уме, то ли повесился.

Вакула приходит к запорожцу Пузатому Пацюку, который, как поговаривают, «немного сродни черту». Застав хозяина за поеданием галушек, а затем и вареников, кои сами лезли Пацюку в рот, Вакула робко спрашивает дороги к черту, полагаясь на его помощь в своём несчастье. Получив туманный ответ, что черт у него за плечами, Вакула бежит от лезущего ему в рот скоромного вареника. Предвкушая лёгкую добычу, черт выскакивает из мешка и, сев на шею кузнеца, сулит ему этой же ночью Оксану. Хитрый кузнец, ухватив черта за хвост и перекрестив его, становится хозяином положения и велит черту везти себя «в Петембург, прямо к царице».

Найдя о ту пору Кузнецовы мешки, девушки хотят отнести их к Оксане, чтоб посмотреть, что же наколядовал Вакула. Они идут за санками, а Чубов кум, призвав в подмогу ткача, волочит один из мешков в свою хату. Там за неясное, но соблазнительное содержимое мешка происходит драка с кумовой женой. В мешке же оказываются Чуб и дьяк. Когда же Чуб, вернувшись домой, во втором мешке находит голову, его расположенность к Солохе сильно уменьшается.

Кузнец, прискакав в Петербург, является к запорожцам, проезжавшим осенью через Диканьку, и, прижав в кармане черта, добивается, чтоб его взяли на приём к царице. Дивясь роскоши дворца и чудной живописи по стенам, кузнец оказывается перед царицею, и, когда спрашивает она запорожцев, приехавших просить за свою Сечь, «чего же хотите вы?», кузнец просит у ней царских ее башмачков. Тронутая таковым простодушием, Екатерина обращает внимание на этот пассаж стоящего поодаль Фонвизина, а Вакуле дарит башмачки, получив кои он почитает за благо отправиться восвояси.

В селе в это время диканьские бабы посередь улицы спорят, каким именно образом наложил на себя руки Вакула, и дошедшие об том слухи смущают Оксану, она плохо спит ночь, а не найдя поутру в церкви набожного кузнеца, готова плакать. Кузнец же попросту проспал заутреню и обедню, а пробудившись, вынимает из сундука новые шапку и пояс и отправляется к Чубу свататься. Чуб, уязвлённый вероломством Солохи, но прельщённый подарками, отвечает согласием. Ему вторит и вошедшая Оксана, готовая выйти за кузнеца «и без черевиков». Обзаведшись семьёй, Вакула расписал свою хату красками, а в церкви намалевал черта, да «такого гадкого, что все плевали, когда проходили мимо».

Перед Рождеством устанавливается тихая и ясная погода, и на землю плавно опускается морозная ночь. Из трубы одной из хат повалил дым, как вдруг за дымом поднялась ведьма на метле и полетела вверх. Мелькая в небе, она собирала звёзды и складывала их в рукав. Чёрт, который тоже летел, украл месяц и спрятал его в карман. Он думал, что длинная ночь удержит дома богатого козака Чуба, приглашённого к дьяку на кутью.

Чёрт на дворе поднимает метель, а Чуб с кумом решают к кому пойти на вареники, или остаться дома из-за темноты, но уходят, оставив Оксану дома. А перед зеркалом наряжается Оксана, где застаёт её Вакула. В двери стучится, сбившийся с дороги Чуб, потерявший по дороге кума. Не узнав по голосу кузнеца, он решил, что попал не в ту хату. Вакула, обидевшись, вытолкал Чуба за дверь. На дворе уже посветлело, метель утихла. Чуб отправился к Солохе, бывшей ведьме и матери Вакулы, а она вернулась из путешествия с чёртом, уронив в трубу месяц.

Девчата и парубки вышли колядовать. Подруги зовут с собою Оксану на улицу. Тем временем у Солохи чёрта спугивает голова, который не пошёл к дьяку, и чёрт залезает в один из мешков, оставленных кузнецом. В другой залазит голова, так как в дверь стучится дьяк. На пороге стоит Чуб, а в это время заходит Вакула, и Чуб кое-как влезает в мешок к дьяку. Вакула уносит мешки, не замечая их тяжести.

На улице в толпе Оксана говорит Вакуле, что выйдет за него замуж, если он достанет ей башмачки, которые носит сама царица. Вакула ходил за советом к Пацюку, как попасть к чёрту, но ответа не получил, а сам чёрт оказался у него за плечами. Тогда Вакула поймал чёрта за хвост и велел везти к царице.

Кузнец, прилетев в Петербург, отправляется к запорожцам и просит взять с собой на приём к царице. Во дворце он удивляется шикарной роскоши вокруг и чудесной сказочной росписи на стенах. Кузнец просит у царицы царские башмачки, и она, тронутая таким простодушием, дарит Вакуле их.

В селе слух пошёл, что кузнец наложил на себя руки. Оксанка, чувствуя свою вину и не найдя Вакулу в церкви, готова плакать. Кузнец, уставший с дороги, проспал обедню. Проснувшись и одевшись, он отправляется к Чубу свататься, а тут и Оксана заходит и говорит, что и без башмачков согласна выйти за Вакулу. После свадьбы хата Вакулы была красиво расписана красками.

Сочинения

Характеристика персонажей в повести Гоголя «Ночь перед Рождеством»

Николай Васильевич Гоголь

НОЧЬ ПЕРЕД РОЖДЕСТВОМ

Последний день перед Рождеством прошел. Зимняя, ясная ночь наступила. Глянули звезды. Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру, чтобы всем было весело колядовать и славить Христа. Морозило сильнее, чем с утра; но зато так было тихо, что скрып мороза под сапогом слышался за полверсты. Еще ни одна толпа парубков не показывалась под окнами хат; месяц один только заглядывал в них украдкою, как бы вызывая принаряживавшихся девушек выбежать скорее на скрыпучий снег. Тут через трубу одной хаты клубами повалился дым и пошел тучею по небу, и вместе с дымом поднялась ведьма верхом на метле.

Если бы в это время проезжал сорочинский заседатель на тройке обывательских лошадей, в шапке с барашковым околышком, сделанной по манеру уланскому, в синем тулупе, подбитом черными смушками, с дьявольски сплетенною плетью, которою имеет он обыкновение подгонять своего ямщика, то он бы верно приметил ее, потому что от сорочинского заседателя ни одна ведьма на свете не ускользнет. Он знает наперечет, сколько у каждой бабы свинья мечет поросенков и сколько в сундуке лежит полотна и что именно из своего платья и хозяйства заложит добрый человек в воскресный день в шинке. Но сорочинский заседатель не проезжал, да и какое ему дело до чужих, у него своя волость. А ведьма, между тем, поднялась так высоко, что одним только черным пятнышком мелькала вверху. Но где ни показывалось пятнышко, там звезды, одна за другою, пропадали на небе. Скоро ведьма набрала их полный рукав. Три или четыре еще блестели. Вдруг, с другой стороны, показалось другое пятнышко, увеличилось, стало растягиваться, и уже было не пятнышко. Близорукий, хотя бы надел на нос, вместо очков, колеса с комиссаровой брички, и тогда бы не распознал, что это такое. Спереди совершенно немец: узинькая, беспрестанно вертевшаяся и нюхавшая все, что ни попадалось, мордочка, оканчивалась, как и у наших свиней, кругленьким пятачком; ноги были так тонки, что если бы такие имел яресковский голова, то он переломал бы их в первом козачке. Но зато сзади он был настоящий губернский стряпчий в мундире, потому что у него висел хвост, такой острый и длинный, как теперешние мундирные фалды; только разве по козлиной бороде под мордой, по небольшим рожкам, торчавшим на голове, и что весь был не белее трубочиста, можно было догадаться, что он не немец и не губернский стряпчий, а просто черт, которому последняя ночь осталась шататься по белому свету и выучивать грехам добрых людей. Завтра же, с первыми колоколами к заутрене, побежит он без оглядки, поджавши хвост, в свою берлогу. Между тем черт крался потихоньку к месяцу, и уже протянул было руку, схватить его; но вдруг отдернул ее назад, как бы обжегшись, пососал пальцы, заболтал ногою и забежал с другой стороны, и снова отскочил и отдернул руку. Однако ж, несмотря на все неудачи, хитрый черт не оставил своих проказ. Подбежавши, вдруг схватил он обеими руками месяц, кривляясь и дуя перекидывал его из одной руки в другую, как мужик, доставший голыми руками огонь для своей люльки; наконец, поспешно спрятал в карман и, как будто ни в чем ни бывал, побежал далее. В Диканьке никто не слышал, как черт украл месяц. Правда, волостной писарь, выходя на четвереньках из шинка, видел, что месяц, ни с сего, ни с того, танцевал на небе, и уверял с божбою в том все село; но миряне качали головами и даже подымали его на смех. Но какая же была причина решиться черту на такое беззаконное дело? А вот какая: он знал, что богатый козак Чуб приглашен дьяком на кутю, где будут: голова; приехавший из архиерейской певческой родич дьяка, в синем сюртуке, бравший самого низкого баса; козак Свербыгуз и еще кое-кто; где, кроме кути, будет варенуха, перегонная на шафран водка и много всякого съестного. А между тем его дочка, красавица на всем селе, останется дома, а к дочке наверное придет кузнец, силач и детина хоть куда, который черту был противнее проповедей отца Кондрата. В досужее от дел время кузнец занимался малеванием и слыл лучшим живописцем во всем околодке. Сам, еще тогда здравствовавший сотник Л…ко вызывал его нарочно в Полтаву выкрасить досчатый забор около его дома. Все миски, из которых диканьские козаки хлебали борщ, были размалеваны кузнецом. Кузнец был богобоязливый человек и писал часто образа святых, и теперь еще можно найти в Т… церкве его Евангелиста Луку. Но торжеством его искусства была одна картина, намалеванная на стене церковной в правом притворе, в которой изобразил он святого Петра в день Страшного суда, с ключами в руках, изгонявшего из ада злого духа: испуганный черт метался во все стороны, предчувствуя свою погибель, а заключенные прежде грешники били и гоняли его кнутами, поленами и всем, чем ни попало. В то время, когда живописец трудился над этою картиною и писал ее на большой деревянной доске, черт всеми силами старался мешать ему: толкал невидимо под руку, подымал из горнила в кузнице золу и обсыпал ею картину; но, несмотря на все, работа была кончена, доска внесена в церковь и вделана в стену притвора, и с той поры черт поклялся мстить кузнецу. Одна только ночь оставалась ему шататься на белом свете; но и в эту ночь он выискивал чем-нибудь выместить на кузнеце свою злобу. И для этого решился украсть месяц, в той надежде, что старый Чуб ленив и не легок на подъем, к дьяку же от избы не так близко: дорога шла по-за селом, мимо мельниц, мимо кладбища, огибала овраг. Еще при месячной ночи варенуха и водка, настоенная на шафран, могла бы заманить Чуба; но в такую темноту вряд ли бы удалось кому стащить его с печки и вызвать из хаты. А кузнец, который был издавна не в ладах с ним, при нем ни за что не отважится идти к дочке, несмотря на свою силу. Таким-то образом, как только черт спрятал в карман свой месяц, вдруг по всему миру сделалось так темно, что не всякой бы нашел дорогу к шинку, не только к дьяку. Ведьма, увидевши себя вдруг в темноте, вскрикнула. Тут черт, подъехавши мелким бесом, подхватил ее под руку и пустился нашептывать на ухо то самое, что обыкновенно нашептывают всему женскому роду. Чудно устроено на нашем свете! Все, что ни живет в нем, все силится перенимать и передразнивать один другого. Прежде, бывало, в Миргороде один судья да городничий хаживали зимою в крытых сукном тулупах, а все мелкое чиновничество носило просто нагольные; теперь же и заседатель, и подкоморий отсмалили себе новые шубы из решетиловских смушек с суконною покрышкою. Канцелярист и волостной писарь, третьего году, взяли синей китайки по шести гривен аршин. Пономарь сделал себе нанковые на лето шаровары и жилет из полосатого гаруса. Словом, все лезет в люди! Когда эти люди не будут суетны! Можно побиться об заклад, что многим покажется удивительно видеть черта, пустившегося и себе туда же. Досаднее всего то, что он верно воображает себя красавцем, между тем как фигура - взглянуть совестно. Рожа, как говорит Фома Григорьевич, мерзость мерзостью, однако ж и он строит любовные куры! Но на небе и под небом так сделалось темно, что ничего нельзя уже было видеть, что происходило далее между ними.

Поместье черного лорда

Екатерина Н. Севастьянова

Черный лорд #1

Что делать, если вас приглашает к себе на работу один из самых могущественных черных магов империи? Конечно же соглашаться! И не важно, что вы молодая выпускница пансиона без гроша за душой! Если предлагают – нужно идти. Пусть даже новое место работы – это мрачное поместье со своими тайнами и порядками, недружелюбными обитателями и агрессивными хранителями. Вы со всем справитесь! Вот только не стоит попадаться на глаза своему новому хозяину. Ведь за маской высокомерного и жестокого лорда может скрываться весьма внимательный и нежный мужчина, который непременно заинтересуется новой служанкой в его поместье. И вот тогда вы рискуете сполна испытать на себе всю магию его очарования, а еще влюбиться, вернуть свое родовое имение, стать великосветской дамой и обрести настоящую любовь!

Екатерина Севастьянова

Поместье черного лорда

© Севастьянова Е.Н., 2017

© Художественное оформление, «Издательство АЛЬФА-КНИГА», 2017

Часть первая

Служанка черного лорда

Утро обещало быть долгим. Я никогда не любила просыпаться рано, особенно если впереди предстояла долгая и изнурительная поездка. Но, видимо, сегодня был особенный день. Сон пропал еще задолго до рассвета, причем пропал он не только у меня, а у целого курса пансиона Оксдейл. Ведь именно сегодня заканчивался учебный год и всем девушкам из малоимущих семей предстояло пройти распределение на работу. Все бы ничего, но на хорошую жизнь можно даже не рассчитывать.

Повозившись еще немного, я тяжело вздохнула. Однозначно больше не засну, значит, придется клевать носом до ночи.

– Лекси, ты тоже не спишь? – потянувшись ко мне, шепнула на ухо Веста. – Ты знаешь, я подумала, что моя матушка не будет ругаться, если ты поживешь у нас какое-то время, пока не обустроишься.

Я плотнее укуталась в одеяло и свернулась комочком… За весь год обучения я сдружилась только с Вестой. Не знаю почему, но общий язык мы нашли еще в первый день знакомства. Ее, как и меня, родители отдали в пансион, ведь денег на дорогостоящее обучение в столичных академиях у нас не было, хотя до семнадцати лет я стабильно училась в Клиртонской школе. Конечно, это не престижная академия, но все же одно из известных образовательных учреждений.

Когда я была на пятом курсе, папеньку обвинили в государственной измене, отобрали титул дворянина, лишили родового замка, денег и всего имущества, а самого сослали на рудники. Продолжать платное обучение я больше не могла, и меня перевели в пансион Оксдейл недалеко от моего родного города.

Первые три месяца в Оксдейле прошли даже неплохо, пока однажды мне не вручили письмо, в котором сообщили о смерти отца и матери. Я осталась сиротой без права владения родовыми землями. У меня не было ни копейки за душой. Я не могла купить себе одежду, дополнительную литературу, даже чай в буфете стал непозволительной роскошью. Единственным человеком, который поддерживал меня, оказалась двадцатилетняя Веста.

Сама Веста была одной из семи дочерей местного купца. Семья у нее достаточно обеспеченная, но денег на все семейство все равно не хватает. Зато у нее есть дом. Сегодня она сможет вернуться к родителям, а там уже и замуж выйдет. Девушка с образованием и приданым – не самый худший вариант в нашем мире. Так что свою жизнь она сможет наладить. По крайней мере, я очень на это надеюсь.

– Я буду писать тебе письма с нового места работы, а еще ты в любой момент сможешь навестить меня, – бодро и убежденно произнесла я, хотя не была до конца уверена в том, что говорю.

– Хорошо. – Подруга вроде бы поверила моим словам. – Но ты всегда можешь положиться на меня. Если у тебя возникнут неприятности, обещай, что сразу дашь мне знать.

– Обязательно, куда же я без тебя. – Я приподнялась на кровати и быстро обняла соседку по комнате.

Веста расплылась в улыбке и устроилась поудобнее:

– Вот так-то лучше, подруга, а то на тебе совсем лица не было.

Волнение захватывало, когда я стояла перед кабинетом ректора, ожидая приглашения. Со всего курса только четыре девушки, включая меня, должны были получить распределение на работу. Я отлично понимала, что сейчас мне могли подписать приговор. Ведь очень часто девушки из Оксдейла встречались в домах увеселений, были наложницами у помещиков или просто игрушками у рабовладельцев. Перспективы, сразу скажем, не ахти.

– Так, успокоилась, вдох-выдох, мне повезет, – тихо нашептывала я сама себе.

Вскоре из-за двери высунулась наставница и сказала:

– Алексия Торнот, вас ожидают, пройдите за мной.

В кабинете ректора за все время обучения мне пришлось побывать три раза. И все три раза были связаны с плохими новостями. Наверное, поэтому меня стало потряхивать, как только за мной закрылась дверь. Или это просто волнение перед пугающей неизвестностью. Как же хочется быстрее узнать, куда меня распределили!

Ректор, полноватый мужчина в возрасте, откинулся в кресле и взглянул на меня.

– Доброе утро, господин Рэнбек, – неуверенно начала я, теребя истертые рукава платья. – Вы меня вызывали?

– Да, Алексия. Пожалуйста, присаживайся. – Он указал на свободное кресло. – Итак, вчера мы получили ответы на все отправленные нами запросы, и только два работодателя дали положительный ответ для вас. И это очень хорошо. Проще говоря, вы сможете выбрать одну из двух предоставленных вакансий.

С этими словами он протянул мне свиток. Дрожащими руками взяла его. Возможно, в этом свитке моя судьба – хорошо хоть выбор есть. Господи, только бы не дом увеселений! Мысли мелькали в голове одна за другой, рисуя не очень хорошие картины. Сосредоточившись, я развернула свиток и внимательно прочитала.

«Алексия Торнот. Восемнадцать полных лет.

Ученица пансиона Оксдейл, Вы приглашены в город Грендинбург. Трактир «Бочка меда» предлагает Вам работу и временное жилье на условиях работодателя. Двухразовое питание и форменная одежда – за наш счет.

В обязанности входит: четкое, вежливое обслуживание гостей, сервировка столов в соответствии с установленными стандартами, прием заказов на блюда, уборка и слежение за чистотой зала, а также наблюдение за состоянием и комплектностью приборов, салфеток и посуды на закрепленных столах.

Оплата раз в месяц. Ставка – двадцать пять фуций.

С уважением, управляющий трактира «Бочка меда».

Перечитала еще раз. Двадцать пять фуций – это очень мало. Грубо говоря, на такие деньги можно купить одно платье и булку с молоком. Хотя молоко не нужно, если и так будет двухразовое питание. Ела я немного, значит, продержусь, не изголодаюсь. Но работать в прокуренной таверне, ловить на себе похабные взгляды, выслушивать претензии посетителей – и всего за какие-то жалкие двадцать пять фуций.

Я перевела взгляд на ректора и спросила:

– А можно мне посмотреть второе предложение?

– Вас не заинтересовало первое? – Господин Рэнбек лениво повел бровью, но все же отдал второй свиток.

В отличие от предыдущего этот был перетянут черной лентой, а с одной стороны стоял неизвестный мне родовой знак, который сразу же привлек внимание. Черный ворон, сидящий на ветке дуба, – ну, мне так кажется, что это дуб, старый и без единого листочка.

Страница 2 из 21

Можно сказать, мертвое дерево. А у подножия этого самого дуба лежит огромная черная лохматая собака и смотрит на ворона.

Стало немного жутко: эмблема ворона используется только в семьях, наделенных магией, причем черной магией. Значит, легко делаем вывод: автор этого письма – черный маг. Отогнав глупые мысли, я развернула свиток и стала изучать второе предложение о работе.

«Уважаемая Алексия Торнот!

Поместье лорда Вальтера ищет штатную горничную на постоянной основе. Мы с радостью откликнемся на Ваше предложение, датированное от пятнадцатого декабря.

Вам предлагается работа, проживание и питание в поместье, а также одежда и униформа. Ваш оклад будет составлять пятьдесят фуций в месяц, и помимо прочего выплачиваются премии за хорошую исполнительность.

В случае отказа просим проинформировать нас заблаговременно.

С уважением, управляющий поместьем лорда Вальтера».

Ниже стояла подпись, по всей видимости, этого самого лорда Вальтера.

– Ну что? – Заметив, что я закончила изучать документ, ректор обратил свое внимание на меня. – Что пришлось вам по душе?

Над выбором я не раздумывала, уверенная, что принимаю правильное решение. Все-таки большой оклад, проживание и премии сыграли свою роль. Я еще раз перечитала оба письма и устремила взор на ректора:

– Господин Рэнбек, думаю, мне больше подходит второе предложение. Очень щедро со стороны лорда Вальтера предлагать мне такую работу.

– Ну что ж, в таком случае я отправлю письмо с гонцом о вашем решении и скором прибытии. Можете быть свободны. Собирайте вещи, и ровно в час за вами прибудет карета. Владения лорда в двух днях пути от Оксдейла, поэтому запаситесь необходимой провизией.

На этом мы распрощались с ректором, а я отправилась в последний раз в свою комнату. По большому счету собирать мне нечего: несколько старых платьев и одно новое. Новое платье голубого цвета подарила Веста еще вчера вечером. На вид очень простое, без замысловатых узоров и швов. Но это был подарок, что само по себе очень ценно. Еще теплая куртка, сапоги, брюки и пара туфель – из одежды это все.

Попрощавшись с Вестой, ровно в час я уже сидела в карете и с каждой минутой отдалялась от пансиона. Кто бы мог подумать год назад, что все так обернется. Возвращаться некуда, жизнь придется начинать с нуля. Но все же мне очень повезло с таким предложением от лорда, хотя немного пугало наличие ворона на родовом знаке. Но, с другой стороны, какая разница, кто он. За пятьдесят фуций я готова работать хоть с черным магом, хоть с орком степным. Общаться непосредственно с хозяином поместья все равно не придется.

С этими мыслями я успокоилась и задремала под равномерный цокот копыт.

Поездка далась крайне тяжело. Карета была ужасно неудобная, с жесткими сиденьями. На каждой кочке ее швыряло из стороны в сторону. Уже через десять часов пути я отбила себе все, что только можно. Хотелось выйти и хоть немного размяться, но такого мне никто не предлагал. Видимо, наш ректор поскупился и заказал самую дешевенькую карету, которую давно уже должны были списать. Но в принципе я ожидала чего-то подобного.

За окном мелькали разные пейзажи: непроглядные леса или пустынные поля, маленькие поселения и заброшенные хижины. Я с живым интересом рассматривала незнакомые места. Из родного городка Клиртон мы с родителями выезжали, когда я была совсем маленькой, и я уже ничего не помню.

Когда в соседний от пансиона город приехала большая ярмарка, мы с Вестой тайком убежали из Оксдейла и пешком добирались до нее целых семь часов. Усталые, но довольные закупились всякой мелочовкой, причем потратили не больше десяти фуций. Тогда-то я и купила себе платьице, в котором сейчас еду на новое место, черное, чуть ниже колен, с длинными рукавами, а спереди небольшой вырез с белой кружевной оборкой. Оно очень неплохо смотрелось, облегая мою фигуру и подчеркивая достоинства, хотя, если оценивать адекватно, фигура у меня так себе.

Ростом я вышла чуть выше среднего, но очень худющая. Все-таки сказывались постоянные недоедания и утомительный образ жизни. За этот год я похудела, щеки впали, то и дело появлялись синяки под глазами. В пансионе некоторые девчонки сравнивали меня с цаплей, что ужасно обижало. Причем это не из-за роста, а из-за тонких ног, да и бедра узкие, еле выраженные. Зато моей гордостью были волосы, черные как смоль и очень густые. Хотя они не такие уж длинные, чуть ниже лопаток. Бывшая наставница при всем курсе порицала меня за дьявольскую кровь, ведь только у темных людей могут быть черные волосы и зеленые глаза. Один раз меня серьезно собирались остричь. Слава богу, тогда вмешался ректор и все обошлось.

Ближе к вечеру я задремала, дорога выровнялась, и мы поехали значительно быстрее, оставляя позади километры. С утра меня разбудили голоса людей. Открыв глаза, я поняла, что мы остановились. Выглянув в окошко, осмотрелась. Карета стояла на мостовой, кучер разговаривал с мужчиной за сорок с проседью в темных волосах. Рядом с этим мужчиной стояла еще одна карета, запряженная гнедыми. Они значительно отличались от полудохлых кобылок, нанятых ректором. Высоченные гнедые то и дело били копытом о брусчатку и явно были недовольны остановкой.

Я отпрянула от окна и откинулась на сиденье, в этот момент дверца кареты распахнулась, являя мне того мужчину за сорок. От неожиданности я подскочила и ударилась головой. Да что же это такое, вся в синяках буду!

– Мисс Торнот, прошу прощения, если вас напугал. Вы не ушиблись? – Незнакомец дружелюбно улыбнулся, хотя глаза оставались серьезными.

– Н-нет, не ушиблась, – соврала я. Что-то не нравится мне этот тип, вон как пристально разглядывает. Так, стоп, а вообще кто это? – Я могу узнать ваше имя?

– Ах да, простите за мою бестактность. Меня зовут Гамильтон Джеффри, я дворецкий господина Вальтера. Я приехал забрать вас и доставить в поместье, а то, боюсь, на этой колымаге вы долго будете добираться.

Джеффри бросил красноречивый взгляд на кучера – тот отвел глаза. А у меня созрел новый вопрос, который меня немного беспокоил:

– Господин Джеффри, за обычной прислугой теперь отправляют экипаж с провожатым?

Он раздраженно посмотрел на меня, но через секунду снова принял добродушный вид.

Но мне хватило этой секунды, чтобы понять: этот Джеффри только притворяется добродушным дядечкой, а на самом деле с ним что-то не так.

– К поместью лорда Вальтера не так просто подъехать, и наша карета намного комфортней этой. Мисс Торнот, прошу вас. – Джеффри протянул руку в приглашающем жесте, помогая мне выбраться и пересесть в его карету.

Сам он сел напротив меня, и мы тут же тронулись. Карета и правда оказалась удобнее, сиденья и спинки были обшиты мягким и, безусловно, дорогим материалом. Пространства было много даже для двух человек.

Меня нервировало присутствие дворецкого рядом, а он явно забавлялся моей реакцией и совсем не думал скрывать ухмылку.

– Мисс Торнот…

– Зовите меня просто Алексией.

– Хорошо, Алексия. Через несколько часов мы уже будем на месте. Вам выделят комнатку, а также составят лист обязанностей.

– Через несколько часов? Я думала, до поместья лорда Вальтера два дня пути. А то и все три. А мы проехали меньше суток.

Дворецкий улыбнулся.

Страница 3 из 21

Хищно. Неестественно.

– На вашей карете вы бы ехали месяц. Со мной вы доедете значительно быстрее.

Я фыркнула и отвела глаза. Меня давно никто так не раздражал, как этот человек. Надеюсь, в поместье мне не придется с ним часто видеться.

Следующие пару часов мы проехали в исключительном молчании, изредка обмениваясь взглядами.

Первым прервал молчание дворецкий:

– Через полчаса будем на месте.

Я выглянула в окно: мы проезжали по незнакомому городу. Большие дома, много народу, всевозможные лавки с разными названиями. Меня заворожило это зрелище: что-то новое и необычное.

– Мы въехали в Гетбург – это все владения лорда Вальтера.

Я так удивилась, что моя челюсть некультурно отвисла. Джеффри лишь усмехнулся и продолжил:

– Лорд Вальтер владеет не только Гетбургом, но и рудниками на севере, приисками на юге и небольшими поселениями к востоку от этого места.

Чем дольше говорил Джеффри, тем больше у меня отвисала челюсть. Значит, лорд очень богат и весьма известен. Но это даже хорошо – выходит, зарплата в пятьдесят фуций будет выдаваться каждый месяц без промедлений.

Мы выехали из города и поехали по неширокой аллее. По мере приближения к цели я нервничала все сильнее. Вскоре на горизонте показалось поместье, но поместьем это строение было сложно назвать. Огромный замок, стоящий на возвышенности. Серые каменные стены и массивные кованые решетки на узких окнах пугали и манили одновременно. Я насчитала пять этажей и несколько маленьких башенок. Как только мы приблизились к массивным воротам, нашу карету тут же пропустили, и мы въехали на территорию поместья.

– Вот и прибыли, – радостно сообщил Джеффри и протянул мне руку, помогая выйти. – Пойдемте внутрь, мисс.

После утомительной поездки ноги не слушались, и я медленно поплелась за дворецким. Внутри замок тоже поражал своей монументальностью. Войдя, мы оказались в просторном холле с множеством маленьких дверей и огромной широкой лестницей наверх. Холл был богато украшен настенной живописью и гобеленами необычайно насыщенных оттенков.

Но мое внимание привлекло другое. На перилах, вцепившись в них большими загнутыми когтями, сидел ворон. Иссиня-черный, с мощным клювом, он смотрел немигающим взглядом прямо на меня. Стало жутко, и я невольно попятилась, стараясь уйти от этого хищного взгляда. Но от ворона меня отвлек ледяной голос с металлическими нотками:

– Гамильтон! Распорядись подать мне лошадь!

Высокий мужчина спускался по лестнице, на ходу надевая на себя плащ. Когда ему оставалось до низа пару ступеней, он заметил меня и затормозил.

– Это еще кто? – Он нахмурился, разглядывая меня.

Я подняла голову и попятилась с еще большим энтузиазмом. И только наткнувшись на стену, осознала – путей к отступлению больше нет. Взгляд, прикованный ко мне, превратился в хищный прищур, а когда я наткнулась на преграду, лицо мужчины исказила мрачная ухмылка.

О господи, да по сравнению с какой-то жалкой птичкой этот человек вселял настоящую панику! Бледная как снег кожа смотрелась совершенно неестественно на фоне черных волос. Возможно, его взгляд не был бы таким устрашающим, если бы не глубокий шрам, который рассекал бровь и кончался под глазом. С ума сойти, при таком ранении человек не может сохранить глаз, он попросту бы его лишился. В голове пронеслись неутешительные мысли: «Человек бы лишился, но кто сказал, что перед тобой человек?»

– Господин, это Алексия Торнот, новая горничная из пансиона Оксдейл, – на одном дыхании отрапортовал дворецкий.

Без лишних слов стало понятно, что этот человек – лорд Вальтер собственной персоной. Он перевел взгляд с меня на Джеффри и обратно. И тихим вкрадчивым голосом спросил:

– Я нанимал новую горничную?

На секунду воцарилась тишина, нарушил ее Джеффри:

– Да, лорд Вальтер, неделю назад. – Он запнулся, но продолжил: – Когда ваш… хм… штат прислуги резко уменьшился.

Лорд смерил дворецкого ледяным взглядом, а потом, словно вспомнив, что он опаздывает, прошел мимо нас, потеряв ко мне всякий интерес, и уже в дверях кинул:

– Лошадь, живо!

Дворецкий что-то быстро приказал подскочившим к нему служанкам, и те бросились вслед за лордом.

– Пойдем, комнаты для обслуживающего персонала на втором этаже. На пятом этаже покои лорда, а также большая библиотека. На четвертом и третьем гостевые покои, ну а на первом соответственно обеденные залы, бальный зал и оранжерея. Впрочем, ты и сама сможешь разобраться. Будешь вставать вместе с остальными служанками в шесть утра. Сегодня ночью можешь выспаться, а завтра к полудню лорд примет тебя у себя в кабинете. Я распоряжусь, чтобы тебе сообщили.

Джеффри остановился у одной из дверей на втором этаже и протянул мне маленький ключик:

– Держи. Это теперь твоя комната, можешь располагаться. Ровно в одиннадцать отбой, по замку ходить нельзя. Кто-нибудь увидит – с работы вылетишь в два счета.

Он покинул меня, а я, толкнув дверь, зашла в свою новую обитель.

Мне досталась маленькая, грязная и темная комнатка. Создавалось такое впечатление, что здесь царит постоянный полумрак независимо от того, какое сейчас время суток. Через небольшое окошко под потолком пробивались чуть заметные лучи, но это нисколько не освещало пространство. Надо бы завтра попросить какой-нибудь светильник: в такой темени не видно ничего. Впритык к правой стене стояла кровать, а рядом с ней тумбочка, на которой лежали вещи. Я подошла поближе: оказалось, мне в комнату уже принесли униформу, причем, кажется, моего размера. Серое платье чуть ниже колен и такая же серая накидка сверху. Ну вот и отлично, значит, завтра с утра к лорду пойду уже при параде.

Пока я раскладывала вещи, ко мне в комнату вошла девушка и сказала, что господин Вальтер ждет меня завтра в десятом часу. Девушка точно служанка, на ней была такая же одежда, что выдана мне. Только движения ее дерганые, можно сказать, нервные. Меня это пугало. В голове опять зародились нехорошие мысли, разум тихо нашептывал: «Нужно бежать отсюда, ты же видишь, здесь что-то не так, со всем этим местом что-то не так». Я закрыла глаза, стараясь успокоиться. Ничего страшного не произошло, просто утомительная поездка сказывалась на моем состоянии и мерещилось всякое. Думаю, нужно просто.

В целом все складывалось очень даже хорошо. Стабильная работа, своя комната, бесплатная еда и хорошая плата. Ну а лорд, с ним же никто не заставляет видеться. В конце концов, мы же не будем вместе пыль протирать или завтрак готовить.

С этим я и легла спать. Заснула моментально, хотя обычно долго погружаюсь в сон. Как же хорошо устроиться в своей кровати, в своей комнате. В пансионе приходилось нелегко: в одной комнатенке жили по десять, а то и пятнадцать человек. Какой там сон, когда с одной стороны что-то скрипит, с другой перешептываются, с третьей вообще храп такой, что заснуть невозможно. А сейчас другое дело: в замке стояла полная тишина. Казалось, она окутывает теплым одеялом все пространство, заглядывая в каждую комнату, вязкая и неодолимая, впитывает в себя, поглощая все звуки вокруг.

Пробуждение оказалось внезапным, словно что-то разбудило меня. Я села на кровати, зевнула и потерла глаза. В комнате все так же стоял полумрак, но было понятно, что

Страница 4 из 21

сейчас уже утро. А что, если я уже проспала время встречи с лордом? Быстро подскочила и бросилась к своей походной сумочке. Из пансиона я забрала с собой маленькие часики, когда-то их подарила мне мама. Фух, только восемь сорок, значит, есть время отыскать душ.

Я надела серое платье и накидку, на ноги обула свои туфельки без каблука. Непослушные волосы заплела в косу. Из комнаты выходила на цыпочках, замок все еще окутывала тишина. Хотя, казалось бы, уже утро, должны сновать рабочие, горничные, поварихи, да весь замок должен быть в движении, а на деле я никого не встретила в коридоре.

Прошла в самый конец второго этажа и вернулась обратно. Много дверей, но ни одной, ведущей в душевые. Да где же тогда? Надо бы спросить у кого-нибудь из обслуживающего персонала, да даже у того же Джеффри.

Побродив еще по второму этажу, решила спуститься вниз. Но не успела сделать и пары шагов по лестнице, как за спиной раздался спокойный голос:

– Не заблудились?

Я резко обернулась и испуганно взвизгнула – на меня смотрела сама бездна глазами лорда Вальтера. Сердце бешено забилось. Но, быстро собравшись, постаралась придать голосу уверенности:

– Я… я… я немного да, немного за… заблудилась. – Вышло жалко, но на большее я была не способна в такой ситуации.

Пару секунд лорд просто смотрел на меня, но все же озадаченно выдал:

– У вас что, дефект речи? Странно, в вашем деле это не указано.

Я удивленно моргнула. Он что, издевается?

– У меня нет никакого дефекта. Вы просто неожиданно появились и испугали меня, – в свою очередь постаралась оправдаться я.

– Кроме дефекта у вас мания величия, Торнот, что очень меня огорчает. Воспитанница пансиона должна быть скромной, а скромность в вас, видимо, отсутствует.

Мне было настолько не по себе, что хотелось провалиться сквозь пол, но я стояла и, опустив голову, слушала в надежде, что он уйдет.

– Что вы здесь делаете? – Лорд даже не думал уходить. – Насколько я помню, вы должны явиться ко мне в кабинет, но никак не шляться по замку.

– Я искала душевую, – честно ответила я и сразу залилась румянцем. – А потом собиралась к вам в кабинет.

– Душ придется отложить. В мой кабинет! – приказали мне.

Пришлось идти. Морально я даже не успела подготовиться к обсуждению трудового договора, но выбора, естественно, никто не дал.

Я шла за лордом, мрачно запоминая дорогу. «Прямо, потом направо и два коридорных пролета, потом снова направо. Так, стоп, или потом налево?» Запуталась, вот так на полпути запуталась. Обратно до своей комнаты буду добираться до вечера.

Остановились около массивных дверей с изображением черного ворона. Лорд толкнул створки, пропуская меня вперед. Я зашла и остановилась около входа, не решаясь пройти дальше.

– Присаживайся, – бросил лорд, закрывая двери.

Створки издали подлый скрип, отрезая меня от людей и оставляя наедине со странным лордом.

Я обвела взглядом кабинет. Все было сделано со вкусом. Если бы не знала, точно бы не догадалась, что это кабинет лорда Вальтера. В центре стоял массивный дубовый светлый стол, заваленный бумагами и старыми книгами в кожаных переплетах. Около стола – два глубоких кресла для посетителей, в одно из которых, собственно, и предложил сесть лорд. Создавалось впечатление, что кресла подбирались специально, чтобы визитер чувствовал себя максимально некомфортно. Ведь у человека было только два варианта: либо полулежать в кресле, либо сидеть на самом краешке, чтобы ноги дотягивались до пола. Но по мне такое неудобство лучше, чем деревянные жесткие стулья, которые были в пансионе.

На потолке висела люстра. Массивный деревянный плафон имел рисунок как на двери. Света она давала немного, а больше служила для заполнения пространства. Кажется, для этой же цели по левой стене кабинета тянулись высокие глубокие шкафы с книгами и колбами с непонятным содержимым. В углу у правой стены стоял огромный круглый стол с разложенными на нем бумагами. Там же, рядом, висел роскошный гобелен, изображающий конец света и зарождение нового мира.

– Итак, значит, вы Алексия Торнот, – привлек мое внимание лорд.

В руках у него был свиток с гербом нашего пансиона: по всей видимости, он читал рекомендации ректора. Хм, может, ему что-то не понравилось и он хочет отправить меня восвояси?

Но у лорда Вальтера на мой счет были свои планы. Подняв на меня вопросительный взгляд, он начал допрос:

– И что же вы, Торнот, решили работать именно у меня?

– У нас в пансионе не предоставляют выбора. – Я решила отвечать честно, как есть. – Приходится браться за любую работу.

Немного помедлив, решила добавить:

– У вас хорошие условия и хорошая плата. Я очень благодарна за предоставленную мне возможность…

Лорд прервал меня нетерпеливым движением руки:

– Да-да, безусловно, вы благодарны. Но мне непонятен мотив. Зачем вы вообще пошли работать? Девочка аристократических кровей – служанка в моем доме? Если честно, я нахожу это странным. Вы так не считаете?

У меня вдруг резко пересохло в горле. Он что, подозревает меня в чем-то? Громко сглотнув, попыталась все объяснить:

– Вы ошибаетесь, лорд Вальтер, моя семья уже давно не принадлежит к аристократии. Моего отца лишили дворянства, он потерял все привилегии, а вместе с ним – и вся наша семья.

Лорд прищурился, но спокойно ответил:

– Неужели вам нужна работа горничной? Вы хотя бы полы мыть умеете, мокрую тряпку в руках держали?

– Да, лорд Вальтер, у нас было много физической работы в пансионе.

– Славно. – Он удовлетворенно кивнул. – В таком случае перейдем непосредственно к договору.

Лорд Вальтер убрал свиток и достал договор с родовым гербом. Тем гербом, что я уже видела раньше, когда ректор Рэнбек вручил письмо из поместья. Поэтому то, что я дальше сказала, вырвалось против воли и прежде чем я успела подумать:

– У вас очень необычный герб, такие раньше использовали в магических семьях… – Я зажала рот рукой, когда поняла, какую дерзость себе позволила, и, чтобы смягчить ситуацию, добавила: – …лорд Вальтер.

Но он не разозлился. Прищуренный взгляд оставался все столь же проницательным, но на губах лорда заиграла лукавая улыбка, и тоном, которого я менее всего ожидала, он произнес:

– Если быть точнее, такой герб использовался в семьях с черной магией и, как вы сумели заметить, используется по сей день. Правда, таких семей осталось только пять во всей империи, включая меня. Мне льстит ваша осведомленность, Торнот.

Я замерла от неожиданного признания и на эмоциях выдала:

– Вы хотите сказать, что являетесь черным магом?

Лорд усмехнулся, стряхнув с лица выбившуюся прядь черных волос, и откинулся на спинку кресла:

– Сказать не хочу, но в целом все так и есть. А сейчас я хотел бы перейти к делу.

Он протянул мне договор и ручку:

– Прочитайте условия проживания в поместье, а также поставьте свою подпись. – Он ткнул на первую страницу, а потом перелистнул и указал на вторую: – И здесь. Спрашивайте, что непонятно, я весь в вашем распоряжении.

Взяв договор, я постаралась сконцентрироваться на пунктах. Давалось это с трудом, я всем нутром ощущала на себе изучающий взгляд.

Трудовой договор

Работодатель: лорд Вальтер, владелец поместья Вальтер.

Работник: Алексия Торнот.

1. Предмет и

Страница 5 из 21

условия договора

1.1. Работодатель обязуется предоставить Работнику место горничной, обеспечить условия труда, а также место проживания на территории поместья.

1.2. Работник обязуется не разглашать информацию, полученную в стенах поместья, не проводить переговоры, касающиеся деятельности Работодателя.

1.3. Договор вступает в силу со дня его подписания Работником и Работодателем.

1.4. Договор заключен сроком на три года.

Я подняла голову и наткнулась на взгляд синих глаз, проникающих в меня до глубины, читающих как книгу, видящих насквозь.

– Вы… лорд Вальтер, мне кое-что непонятно. – Я отвела взгляд и принялась с интересом рассматривать стену. – Вы заключаете со мной договор на три года?

– Я со всеми работниками заключаю договор на три года и не намерен что-то менять. Если вас это не устраивает, можете уйти прямо сейчас, – ледяным тоном припечатал лорд Вальтер.

«Не устраивает! Вдруг мы не сработаемся, или предложат более перспективную работу, ну или я вообще замуж выйду!» – подумала, но решила промолчать и вернулась к договору.

1.5. За выполнение трудовых обязанностей Работнику выплачивается ежемесячный оклад пятьдесят фуций.

1.6. Также устанавливаются доплаты, надбавки и поощрительные выплаты, размер и условия которых определяет Работодатель.

1.7. Работодатель предоставляет Работнику один выходной день в неделю на выбор.

2. Права и обязанности

2.1. В обязанности Работника входит следующее:

– выполнять непосредственные поручения Работодателя;

– ежедневно убираться в гостевых покоях;

– принимать участие в организации балов и обслуживании гостей;

– два раза в неделю кормить животных (дни определяются Работодателем);

– выполнять поручения управляющего поместьем, если они не противоречат поручениям Работодателя;

– осуществлять сезонное мытье окон два раза в год (весной и осенью);

– бережно относиться к имуществу.

– Торнот, у меня нет целого дня, чтобы торчать тут с вами. Читайте быстрее! – потребовал лорд.

Я, в свою очередь, пробежала глазами оставшиеся пункты. Далее прописывалось про обязанности работодателя вовремя выплачивать плату, и все, на этом договор заканчивался.

И я подписала там, где ранее мне указали.

– Замечательно, – не скрывая иронии, произнес лорд и забрал у меня бумаги. После чего тоже поставил подпись и убрал документ в один из шкафов. – Теперь по поводу рабочих часов. Рабочий день начинается в шесть утра, но это не значит, что вы можете бродить по замку, ища приключений. В вашем распоряжении уборка на четвертом этаже и псарня во дворе.

– А что насчет выходного? – Не то чтобы мне он сильно нужен, просто хотелось узнать.

Лорд хищно улыбнулся. По спине пробежали мурашки, невольно заставляя нервничать. Несмотря на уродливый шрам, лорд был довольно красив.

– И когда же вы хотите выходной, Торнот?

– Я бы хотела выходной в конце недели, – немного подумав, все же сказала я.

– Хорошо, в конце недели так в конце недели. – После этих слов лорд поднялся, недвусмысленно намекая, что мне пора уходить. – Найдите дворецкого, ищите на первом этаже в холле, он даст вам подробные инструкции. Ступайте.

Я вскочила и быстрым шагом пошла к двери, стараясь быстрее покинуть кабинет, ничуть не сомневаясь, что лорд смотрит мне вслед. Пулей спустилась на первый этаж и только тут с облегчением вздохнула.

«Я работаю на одного из сильнейших магов империи», – эта мысль билась в голове с того момента, как только за мной закрылись двери. Дворецкого я отыскала быстро. Он стоял около парадного входа и неторопливо беседовал с кем-то из прислуги. Заметив, что я иду к нему, он дружелюбно улыбнулся и махнул рукой, приглашая подойти ближе:

– Доброе утро, Алексия, хорошо спалось?

– И вам доброго утра. Спалось хорошо, но очень темно. Я хотела вас попросить, если можно, не могли бы вы выдать мне светильник? – Я с мольбой уставилась на Джеффри.

Тот усмехнулся и, отпустив прислугу, сказал:

– Я думаю, что смогу найти для тебя что-нибудь. Ты уже говорила с лордом Вальтером?

При упоминании лорда я невольно вздрогнула. Все-таки он вызывал во мне странные чувства.

– Поговорила, он как раз направил меня к вам.

– Хорошо, пойдем наверх. – Джеффри кивнул в сторону лестницы. – Я расскажу подробней, что тебе нужно делать.

Следующие два часа тянулись невероятно долго. Джеффри рассказывал, что где находится, чем можно пользоваться, а чем нельзя. Дал ключи от всех гостевых комнат и самое главное – показал, где находится душевая.

– Ты можешь свободно перемещаться как по замку, так и за его пределами. Запомни: после одиннадцати вечера в замке отбой. Прислуге не положено в ночное время ходить без разрешения – это первое. Второе: если захочешь сходить в библиотеку, а она также для тебя открыта, не попадайся в рабочие часы лорда. Обычно он работает там в обед. Если его что-то отвлекает, лорд Вальтер приходит в бешенство. И третье: передвигайся по замку и работай, не привлекая к себе излишнего внимания. Старайся делать так, чтобы твоего присутствия не замечали.

Мне все было понятно: тихо прислуживать, лорду не докучать, на глаза не попадаться. Вот залог успешной работы.

Увидев, что я все уяснила, Джеффри кивнул и сказал:

– Спускайся в холл и жди меня, я заберу ключи от псарни, и мы пойдем дальше. Заодно покажу окрестности.

Спустилась я быстро и уже начала понимать примерное запутанное расположение коридоров в замке.

От резкого звука я дернулась, стараясь найти источник шума, и нашла. Черный ворон сидел на спинке кресла и смотрел на меня злым взглядом.

– Каррр! – Увидев, что я обратила на него внимание, ворон расправил крылья и закричал еще громче.

– Тише, тише, птичка. – Я попятилась, выставив перед собой руки. – Я уже ухожу.

Птица внезапно расправила крылья и взлетела. Вскрикнув, я отскочила, а ворон, пролетев над головой, опустился на балку.

– Мама-а, – прошептала я, ища пути отступления.

На ощупь нашла проход, ведущий в полутемный коридор, и шагнула туда.

Ворон наблюдал за мной хищным взглядом, ни на секунду не упуская из вида. На любое неосторожное движение он расправлял крылья, готовый взлететь.

– Каррр! – Ворон снова взмыл под потолок, а потом резко устремился ко мне, собираясь разорвать в клочья.

Я интуитивно отшатнулась, острые когти задели лишь накидку, чуть-чуть не достав до кожи. Закрыла глаза на мгновение, стараясь сдержать слезы. Подсознание шептало: «Что ты стоишь, дура? Надо бежать!» Но я понимала – бежать бессмысленно… Он нагонит меня, стоит только сделать рывок.

Ворон с шумом опустился на подоконник, оставив полосы от когтей. Немного постояла на месте. Ворон тоже сидел и внимательно за мной наблюдал. Решила аккуратно отступать. Тело охватила паника, и ноги практически не слушались. Шаг за шагом я продолжала пятиться. Когда от ворона меня отделяло достаточно большое расстояние, я наткнулась на преграду и со всей силы постаралась в нее вжаться.

Но преграде это, видимо, не понравилось, поэтому в следующее мгновение ровный голос произнес:

– Может, мне подвинуться или вам и так хорошо?

У меня перехватило дыхание. Я безошибочно четко знала, кому принадлежит этот надменно-спокойный голос, но даже и не думала

Страница 6 из 21

шевелиться, продолжая спиной вжиматься в каменную грудь лорда. Мне хотелось рассказать про хищную птицу и попытку разорвать меня когтями, но на деле я только сдавленно пискнула:

– Там ворон.

Тяжелая рука опустилась на мое плечо, заставляя обернуться. Лорд смотрел на меня с нескрываемым интересом. Его глаза оставались холодными и мрачными, но даже сейчас я чувствовала, как они проникают в мое сознание, выворачивая наизнанку.

Невольно в голове всплыли рассказы бабушки о том, как черные маги насиловали и убивали женщин, принося их в жертву на вечном огне смерти. А тела несчастных никто не мог отыскать.

Видимо, что-то отразилось на моем лице, мужчина ослабил хватку, а потом и вовсе отступил на шаг.

– Он напал на меня и разорвал накидку. – В подтверждение своих слов я показала на оторванный лоскуток ткани и тяжело вздохнула.

Левая бровь лорда стремительно поползла вверх. Блеснувшие синевой глаза явно не сулили ничего хорошего.

– Я его не провоцировала! Не знаю, почему он бросился. Я даже не трогала его.

Вернув лицу обычное бесстрастное выражение, мой работодатель пояснил:

– Это проклятая птица и очень умная. Она не будет без причины нападать на обычную смертную.

– Лорд Вальтер, я правда ничего не делала! – уже хныча, сказала я, не уверенная, что он поверит моим словам. – Он еще вчера смотрел на меня, а сегодня бросился.

Лорд недоверчиво прищурил глаза, а потом поднял голову и отыскал взглядом ворона.

– Рейв! – крикнул он ворону и вытянул правую руку.

Обернувшись, я увидела, как ворон стремительно летит к нам. Нервная дрожь прошла по всему телу, я попыталась ретироваться, но цепкие пальцы схватили меня, и лорд приказал:

– Стоять!

Черный ворон пролетел над головой и опустился на вытянутую руку лорда, вцепившись острыми когтями в ткань камзола. Вблизи он оказался еще больше и страшнее: под пятьдесят сантиметров в высоту, с огромным клювом и мощными крыльями. Но сейчас ворон не старался ринуться на меня, а преспокойненько сидел, сверкая своими глазками и бросая на меня неприязненные взгляды. Мне захотелось отойти на безопасное расстояние, но рука лорда не дала этого сделать, даже наоборот – притянула меня поближе.

– Рейв не агрессивный ворон, а очень даже миролюбивый. – Словам лорда я не поверила и настороженно следила за птицей. – Он склонен к агрессии, только когда чувствует опасность или источник магии.

Я недоуменно перевела взгляд на лорда:

– Какую опасность я могу представлять?

Чуть усмехнувшись, лорд наклонился ко мне, чтобы наши лица были на одном уровне:

– Никакой, но ты не так проста, как мне показалось на первый взгляд, девчонка аристократических кровей.

Он отпустил ворона, и тот, каркнув, перелетел на подоконник, потеряв к нашей компании всяческий интерес. Я уже начала тешить себя мыслью, что все позади, как вдруг лорд протянул ладонь и коснулся моего подбородка, заставляя встретиться с ним взглядом. Он стоял, полускрытый сумраком коридора, и только неестественно яркие глаза смотрели прямо на меня. Смотрели так, что невольно захотелось развернуться и сбежать, но в то же время зародилось желание прикоснуться к нему, почувствовать под своей рукой легкую щетину, покрывающую бледное лицо.

Я поняла, что меня влечет к этому человеку, влечет к опасности, которая от него исходит, влечет к его недоступности. Меня пугали эти мысли, раньше я ни к кому не ощущала такого влечения. А сейчас по всему телу разбегались мурашки.

– Лорд Вальтер? Я прошу извинить меня, но к вам гости. – От голоса неожиданно появившегося дворецкого я вздрогнула.

Лорд разорвал зрительный контакт и отступил на шаг. Не скрывая раздражения, он спросил, сложив руки на груди:

– Какие еще гости, Джеффри?

А мне вдруг стало жалко дворецкого, вон как побледнел под пристальным взглядом, даже сжался немного.

– Это Эрика Дарэль, господин. Что прикажете сделать? – тихо проговорил он.

– Ничего, я сам разберусь. – С этими словами лорд покинул нас, направляясь в холл, на ходу поднимая руку, место на которой тотчас занял ворон Рейв.

Джеффри проводил лорда Вальтера взглядом и, только когда шаги утихли, обернулся ко мне:

– Не советую тебе надоедать хозяину. Сегодня он играет с тобой, завтра игрушка ему надоест, и он начнет играть с новой. Но ты лишишься работы и жилья.

– Я не надоедаю и уж тем более не ищу встреч специально! – злобно огрызнулась я.

– Много вас таких, все стараются залезть в койку к лорду. Только мало кому удается. Извини, но у тебя даже шансов нет.

Я скривилась. Не хотела бы начинать свой первый рабочий день с разборок, но если он не заткнется – ударю, ей-богу ударю.

– На меня бросился ворон лорда Вальтера и порвал накидку, – во второй раз продемонстрировав испорченную вещь, сказала я. – И ни в какую койку я не собиралась залезать, мне жизнь дорога, знаете ли!

Джеффри окинул меня взглядом, видимо размышляя, что делать дальше, и вынес вердикт:

От столь вопиющей несправедливости я сильнее сжала кулаки и как можно более спокойным голосом ответила:

– Это не моя вина, что бешеная птица вцепилась в меня! Не моя вина, что одежда порвалась! Так почему я должна расплачиваться из своего кармана?

– Ты не у себя дома, чтобы навязывать всем условия, и будешь делать так, как тебе сказано.

– Сколько стоит эта накидка?

– Не волнуйся, всего пять фуций.

Пять фуций – это терпимо, хотя мне ужасно обидно. Но Джеффри правильно сказал: мое мнение никто не будет слушать и вина всегда будет на мне.

– Пойдем. – Джеффри махнул рукой. – Я должен тебе еще псарню показать.

Мы вышли во двор и направились в обход замка. Остановились у высоких ворот, скорее напоминающих ворота в ангар, чем в псарню.

– Кормить собак будешь два раза в неделю в середине дня. – Джеффри открыл ворота, и мы вошли в помещение. – В начале месяца я буду давать тебе график, где еще раз подробно все опишу. В этом месяце ты только убираешься, так что смотри, в псарню не суйся без разрешения.

Псарня оказалась просторной и светлой. По обе стороны от входа тянулись длинные вольеры, в которых спали собаки. Большинство из них были черные и лохматые, с довольно короткой, но мускулистой шеей.

Когда мы вошли, псы не обратили на нас никакого внимания и лишь лениво повели ушами. Но было предчувствие: зайди к ним в вольер – оттяпают и ноги, и руки.

– Смотри, если собака находится в вольере одна, – Джеффри указал на крупную лохматую собаку, лежащую в одиночном вольере и мирно похрапывающую, – ее корм может быть каким угодно, но если животных много, корм должен быть мелким, чтобы успели наесться все. Видишь тех черных псов? Это дерминги, самые сильные в имении Вальтер. Так вот, если в вольере находятся одновременно четыре собаки, которым ты дашь четыре куска мясной обрезки, то дерминги в момент отберут еду у слабых особей, и те останутся голодными. Зачахнут и подохнут. Поэтому скармливай мелкие кусочки мяса,

Страница 7 из 21

тогда достанется всем. И еще: в вольеры не суйся, еду давай через специальные отверстия в клетках. Одна дура зашла в вольер, так ей лицо зашивали сутки, а бедную животинку пристрелили потом. Все понятно?

В клетки не соваться, кормить маленькими кусочками, если что случится, виновата буду я. Вроде все понятно и просто.

Удовлетворенно кивнув, Джеффри приглашающе указал на выход и продолжил:

– Идем обратно в замок, устрою тебе краткую экскурсию, а то заблудишься ненароком.

Уже к вечеру на меня навалилась невероятная усталость, голова стала тяжелой, и я еле стояла. На ватных ногах направилась в свою комнату, глаза закрывались, хотелось просто упасть на пол и заснуть. А это лишь первый день в замке! Что же будет через неделю? Я стиснула зубы и двинулась вперед. До кровати добралась через десять минут, петляя по коридорам и путаясь в развилках. Как только голова коснулась подушки, я погрузилась в сон.

Проснулась я рано, на моих часиках еще не было и шести. Разбудил стук в дверь. Вчера вечером Джеффри предупреждал, что таким образом меня будут будить каждый день.

До восьми утра найдется время для завтрака. И – о чудо! – готовить саму меня никто не заставляет. На кухне работает штат поваров, который кормит и прислугу; просто нужно прийти, назвать свое имя – и два раза в день тебе будут выдавать порцию еды.

Первым делом решила сходить в душ, благо вчера стало понятно, что находится он на первом этаже. Взяв полотенце и обув тапочки, потопала вниз. Шла я тихо, стараясь не издавать лишних звуков, но в такой звенящей тишине звук шагов все равно был отчетливо слышен. Благополучно добравшись до душа и вернувшись в комнату, потратила больше получаса.

В комнате на спинке кровати уже висела новая накидка, которая обошлась мне в пять фуций. И все из-за этой дурной птицы! Ну вот что я ей сделала? Надев накидку, пошла на кухню.

– Доброе утро, я Алексия Торнот, – дружелюбно улыбнувшись кухарке, представилась я.

– Проходи-проходи, милая. Я Джойс, а ты вчера только приехала?

– Почти – позавчера вечером.

Джойс оказалась очень милой особой. Немного полноватая, одетая в такую же одежду, что и я, она выглядела хорошо. На вид ей около тридцати лет. Усадив меня за маленький столик, Джойс принесла кашу с чаем.

– Худющая-то какая, боже мой! – причитала кухарка, глядя, с каким аппетитом я принялась за еду. – Кушай, если хочешь, я еще тебе дам. Ты откуда такая-то?

– Я из Клиртона, в двух днях пути отсюда, – прожевав, сказала я. – Спасибо, очень вкусно.

– Клиртон знаю, у меня там племянница жила, пока замуж не вышла и в столицу не укатила. Теперь ни ответа ни привета от нее. – Джойс тяжело вздохнула. – Ну да ладно. А ты уже успела здесь с кем-то подружиться?

Я нервно хихикнула:

– С лордом, по-моему, вообще нереально завести дружбу. Только ходит и презрительно смотрит на всех. А Джеффри вовсе считает, что я хочу к лорду в койку залезть. Еще можно было бы с вороном Рейвом подружиться, только на меня он смотрит явно с гастрономическим интересом. А больше я никого и не видела.

Джойс поцокала языком и снисходительно посмотрела на меня:

– С Гамильтоном можешь даже не пытаться общий язык найти. Он одиночка и на равных никого не воспринимает. А вот про лорда зря ты так: он хороший, правильный, что случись – так всегда сможешь за помощью обратиться. Ты не смотри, что он таким высокомерным кажется, это поначалу, пока его не узнаешь. Ко всем своим, кто на него работает, относится хорошо, а вот с теми, кто слухи распускает, разделывается быстро.

Интересно, а Джойс знает, что наш лорд – черный маг? Наверное, знает. Если я в первый день узнала, то она-то и подавно. Но спрашивать не стала, мало ли, вдруг не знает, а я сейчас тайну расскажу.

– А насчет остальных не волнуйся, придешь как-нибудь ко мне, я тебя со всеми перезнакомлю.

Пока я ела, Джойс сидела рядом, и мы непринужденно болтали. Она рассказывала про предстоящий бал и про жизнь в этом замке. Когда часы показали почти восемь, я собралась уходить. Работа не ждет.

– Ты заходи, как проголодаешься. Мы тебя откормим, а то смотри, скоро в обморок начнешь падать от голодной жизни.

Настроение с утра поднялось: вкусно поела, в душ сходила, Джеффри не встретила – все прекрасно. Жалко только, светильник не дали. В комнате все же очень темно. Можно было бы у Джойс спросить, но не хотелось напрягать своими проблемами других людей. Все же спрошу еще раз у Джеффри, когда увижу, или у лорда Вальтера. Хотя нет, точно нет, у лорда спрашивать не буду, от греха подальше.

Поднялась на четвертый этаж и начала уборку в первой комнате. Складывалось впечатление, что здесь никто не убирался лет сто так точно. Обшарпанные стены и старая мебель – это ерунда, пережить можно, а вот то, что в комнате грязь, пыль, углы заросли паутиной, а главное, из дыр между рамами сквозит, словно открыта форточка, – явный перебор.

Я тяжело вздохнула. Дай бог, чтобы остальные комнаты были получше. Взяла тряпку и начала оттирать накопившуюся пыль и снимать паутину.

Через пару часов руки отваливались, спина начала ныть, ноги гудели, а я ведь только половину комнаты убрала.

– Да чтоб тебя! – Я со злости пнула стоящую рядом тумбочку.

Старенькая ваза, которая и так неустойчиво стояла на краю тумбочки, покачнулась и со звоном разбилась вдребезги. Несколько больших и куча маленьких осколков разлетелись по всей комнате.

Испуганно прислушалась, не решит ли кто проверить, что это так звякнуло. Шагов вроде не слышно. Для достоверности высунулась из комнаты в коридор и посмотрела по сторонам. Никого. Вернулась обратно и закрыла дверь на щеколду. Пусть думают, что комната закрыта и меня нет, а я пока приберу остатки несчастной вазы и выброшу где-нибудь. Нет, ну надо же! Почему я всегда влипаю вот в такие ситуации?

Собирала кусочки быстро, боясь, что кто-то все же услышал и придет разбираться. Руки предательски дрожали, из-за этого нечаянно порезалась об один острый осколок. А так хорошо начинался день…

Минут через десять осколки были собраны и сложены в маленький мешочек. Мешочек с уликами засунула в карман накидки. Не знаю, где смогу его спрятать, но в крайнем случае запихну в сумку у себя в комнате. Конечно, я надеялась, что про эту дурацкую вазу никто не вспомнит. Ну стояла она себе, пылилась, значит, забыли уже давным-давно.

Когда с вазой было покончено, открыла щеколду и пошла выливать грязную воду. Но стоило открыть дверь, как я увидела, что на перилах прямо напротив меня сидит он… Ворон Рейв впился в меня взглядом, чуть склонив голову набок. Хлопнув дверью, снова задвинула щеколду. Конечно, это всего лишь птица, которая дверь не откроет, но так всяко надежнее. Да и вода не такая грязная… Этой помою, ничего страшного.

За уборкой комнаты провела еще часа три.

Когда все было вычищено, полы – вымыты, а окна блестели, я прижалась к двери, сползая вниз, спиной чувствуя резной узор.

За окном начало темнеть. Сейчас, наверное, всего часов пять, если не меньше, а я уже просто не в состоянии что-то еще сделать. С другой стороны, никто не заставляет меня в один день перемывать все комнаты, можно отложить на потом. Так я и поступила.

Дверь открывала осторожно, напряженно вглядываясь в темноту коридора. Никого.

Страница 8 из 21

Птица тоже улетела, значит, можно выходить. Спустилась на первый этаж, вылила воду и приняла душ. Вроде стало полегче, но усталость никуда не делась. В животе заурчало, напоминая, что неплохо бы поесть.

На кухне все было в движении: суетились повара, кухарки бегали из угла в угол, то и дело открывая крышки и проверяя готовность блюд. Я села на то место, куда с утра меня усадила Джойс, и решила подождать, когда кто-нибудь освободится. Пока сидела, заприметила большую корзину для мусора и пищевых отходов. В голове созрела идея. А собственно, почему бы и нет?

Подошла к корзине и бросила мешочек с осколками на дно. Надеюсь, что никто не заметит, а то проблем не оберешься, а мне этого не надо.

Тем временем сгущались сумерки. Джеффри я так и не встретила, значит, в комнате опять будет темнота. От мыслей меня отвлекла Джойс:

– А, Лекси, на ужин пришла?

Джойс принесла мне картошку и два маленьких кусочка мяса. Выглядело все аппетитно, особенно мясо. За все время, что я пребывала в пансионе, мясо нам давали раз пять, и то по каким-то важным праздникам. Так что за сочно прожаренные кусочки я принялась с удовольствием.

– Ты поранилась? – Кухарка внимательно осмотрела порез на руке.

– Да, сегодня порезалась, когда убиралась. – Я не стала вдаваться в подробности.

Джойс, конечно, очень добрая и вряд ли меня сдаст, но лучше перестраховаться, чем потом жалеть.

– Ты ешь, я сейчас принесу что-нибудь, обработаем тебе рану, не хватало еще заразу занести.

Она поднялась и вышла из столовой, а я осталась доедать свой ужин. Джойс вернулась, когда все уже было съедено, а я допивала сок. Она занялась раной: наложила небольшую повязку, сказав, чтобы день не снимала, и пригрозила, что, если сниму, кормить не будет.

В свою комнату я возвращалась поздним вечером, засидевшись в столовой. Когда поднималась на второй этаж, дорогу мне преградил молодой светловолосый парень. Окинув его взглядом, пришла к выводу, что он тоже из слуг.

– Привет! – Он дружелюбно улыбнулся и протянул руку. – Я Андриан, но ты можешь звать меня просто Андри.

– Привет. Меня зовут Лекси. – Мы обменялись рукопожатиями.

– Ну что, Лекси, будем дружить?

– Будем, конечно. Учитывая, что друзей у меня здесь нет, я рада тебя встретить.

Мне на самом деле очень хотелось с кем-нибудь подружиться, чтобы поболтать вечерами, сходить в город, да и вообще проводить свободное время. На ближайшие три года, кроме уборки поместья, у меня занятий не будет, поэтому надо постепенно осваиваться, пускать корни, так сказать. И я на самом деле обрадовалась, что кто-то хочет со мной познакомиться.

Но радость длилась только до следующей фразы Андриана.

– Замечательно. Может, придешь ночью ко мне в комнату?

– Что? – Ушам своим поверить не могу, я что, на развратную девку похожа? И минуты не прошло, как я его знаю, а тут такие предложения.

– Так-так, я понял. Ты хочешь, чтобы я к тебе пришел?

А я, дура, губу раскатала. Думала, нормальный парень, не то что высокомерный маг и вечно мрачный Джеффри. Но нет! Теперь еще и озабоченный придурок в придачу.

– Не надо ко мне приходить! – буркнула я, решив не устраивать разборок и просто уйти. Бабушка всегда говорила: «Самая лучшая разборка – это та, которой удалось избежать».

– Почему? – Стоит улыбается, весь такой добрый и правильный.

Как Джеффри. Тоже тот еще тип – улыбается и любезничает, пока ему слово поперек не скажешь. Не нравятся они мне, домой хочу. Только дома больше нет, эх.

– Потому что! – Я хотела обойти его по дуге и идти дальше в комнату.

Но парень снова встал на пути, не давая пройти.

– Понятно, недотрогу из себя строишь. Да ты брось, у нас в замке парней не так уж и много. Все либо женатые, либо за сорок. А желание удовлетворять-то надо.

Он приблизился ко мне, заставляя отступить на ступеньку вниз. Вся эта клоунада начинала порядком раздражать, но Андриан продолжал наступать.

– Я же тебе понравился?

– Нет, – раздраженно процедила я сквозь зубы, чувствуя закипающую злость.

– Да брось, Лекси! Ты так мне обрадовалась. – Парень сделал еще шаг, пытаясь прижать меня к себе.

Не растерявшись, я со всей силы оттолкнула его и взбежала по лестнице. К моему сожалению, Андриан лишь оступился, но не упал, успев схватиться за перила. Уже на втором этаже до меня донеслись его слова:

– А ты дерзкая, люблю таких! Ночью приду, жди меня.

В комнате царила темнота. В душе я все же надеялась, что Джеффри не поскупился и выделил хоть маленький светильник. Но, как оказалась, зря надеялась. Ни светильника, ни свечки в комнате не наблюдалось.

Дверь на щеколду закрыть не могла, так как щеколды попросту не было. Осмотрела комнатку на предмет вещей, из которых можно сделать баррикаду. Подошла только прикроватная тумбочка. Она оказалась тяжелая, что не могло не радовать. Если придет этот нахал, хотя я, конечно, сильно сомневаюсь в этом, то подумает, что дверь заперта, и уйдет. С трудом перетащила тумбочку в другой конец комнаты и плотненько подперла дверь. Подергала ручку и решила, что должно прокатить. В конце концов, лучше лишний раз перестраховаться, чем обнаружить ночью, что на меня залез этот Андриан. Ну а если не прокатит, то заору, на крик уж точно кто-нибудь да прибежит.

Успокоившись, легла в кровать. М-да… ну и жизнь! Вместо того чтобы спокойно убираться, приходится спасаться от воронов и строить баррикады от озабоченных мужиков. Не жизнь, а прелесть.

На этой мысли я и заснула.

Следующие пять дней шли неспешно и без приключений. В гостевых покоях разбиралась с утра до вечера, наводя блестящий порядок. С озабоченным придурком больше не сталкивалась, как, собственно, и с лордом. Оказалось, лорд Вальтер уехал на пару дней, поэтому в замке возникло оживление. Люди не прятались по углам, а ходили довольно спокойно. Как выяснилось, на лорда работает уйма народа и в обычные дни они просто стараются не попадаться на глаза. Джойс рассказала, что в замке кроме горничных живут четырнадцать лакеев, двадцать пять садовников, десять поваров, несколько кухарок, конюхи, псари, а еще дворецкий, камердинер и куча охраны. Но пятьдесят фуций среди горничных считаются достаточно малой платой, обычно они получают в два раза больше. Поэтому возникает вопрос: это они так хорошо работают или со мной что-то не так? Очевидно, второе, если судить по состоянию гостевых покоев. Чем они тут занимаются, для меня остается загадкой.

После случая с Андрианом сомнительных друзей я не заводила. Только от случая к случаю сидела за чашечкой чая с Джойс. Ну, может, оно и к лучшему.

Когда с последней гостевой комнатой было закончено, я облегченно вздохнула. Свободного времени наконец-то появилось больше, что меня откровенно радовало. Спустя неделю я решила написать Весте письмо, что у меня все хорошо, есть работа, жилье, еда и все в таком духе. На чье имя писать и куда отправлять, благо я знала. Поэтому, взяв ручку, принялась за дело.

«Здравствуй, Веста!

Наконец-то у меня появилась минутка написать тебе! Прости, что раньше не смогла, но свободного времени совсем не было. У меня все складывается хорошо, как я и надеялась. Даже своя комната есть, хотя я думала, что будет как в пансионе: одна комнатка и десять кроватей для прислуги, но мне, видимо, повезло. А вообще,

Страница 9 из 21

если отбросить ненужные подробности, мне тут нравится.

Помнишь, я тебе говорила, что работать еду в поместье Вальтер? Так вот, ты ни за что не угадаешь, кто на самом деле этот самый Вальтер. Он черный маг! Представляешь? Красивый и властный. Будь он обычным парнем, я бы… Да, не важно, все равно он недоступное звено. Из доступных здесь только вечно хмурый и бубнящий дворецкий и извращенец-лакей.

А ты как, как родители? Жениха небось уже себе присмотрела?

Алексия Торнот».

Письмо написала, осталось его отправить. Джойс посоветовала обратиться к дворецкому, мол, у них все через него письма отправляют. Он их забирает, а с утра в городе посыльному передает. Так я и решила сделать. Запечатав послание в конверт, отправилась на поиски Джеффри.

В замке я уже ориентировалась достаточно хорошо, не как в первый день – блуждала, подобно слепому котенку. Второй и четвертый этаж при желании смогу обежать за десять минут, хотя несколько дней назад на это уходил час или даже больше.

Джеффри я нашла на первом этаже, в холле. Но как только я увидела, с кем он беседует, желание отправлять письмо пропало. Быстро развернувшись, резво зашагала обратно. Но, как оказалась, если я увидела лорда, то и лорд увидел меня.

– Торнот! – невозмутимо окликнули меня. – Вы что-то хотели?

Я медленно развернулась и опять зашагала к Джеффри и к своему работодателю, который, блестя синими глазами, наблюдал за моим приближением.

– Да, лорд Вальтер, я бы хотела отправить письмо. – Я протянула письмо дворецкому: – Господин Джеффри, не могли бы вы передать его посыльному?

Джеффри взял конверт и уже собирался убрать в карман, как вдруг лорд выхватил его из рук дворецкого и, улыбаясь, обратился ко мне:

– Кому пишешь, аристократка?

Не обращая внимания на «аристократку», я пояснила:

– Своей подруге из пансиона Оксдейл. Мы договаривались, что я напишу ей, как приеду. Мне сказали, что я могу отдать письмо господину Джеффри, а он передаст посыльному.

После этих слов я ожидала чего угодно, но то, что случилось, повергло меня в шок. Самодовольно усмехнувшись, лорд небрежно разорвал конверт и извлек из него единственный листок пергамента.

Я поперхнулась от такой наглости. Конечно, он хозяин, я все понимаю. Но что он себе позволяет? Возмутительно!

– Иди, Гамильтон, – спокойно приказал лорд, не сводя с меня игривого взгляда. Все происходящее его явно забавляло.

– А я только дошел до самого интересного. – Он притворно вздохнул, а я поежилась, не придумав, что мне делать дальше. – Хотя знаешь, я все-таки дочитаю до конца.

От возмущения я набрала побольше воздуха и почти заорала:

– Что вы себе позволяете? Это мое личное, и вы не имеете права это читать!

– Боюсь, ты не в том положении, чтобы диктовать условия.

Лорд щелкнул пальцами, а я почувствовала легкое жжение. Опустила голову и с ужасом взвизгнула, наблюдая, как в моих руках горит письмо и пеплом осыпается вниз.

– Так, продолжим.

Я взглянула на лорда. Как ни в чем не бывало он держал мой листок и нагло продолжал читать.

Возможно, в другое время я бы промолчала. Вопиющая несправедливость была частым явлением в моей и так непростой жизни, но почему-то сейчас я поступила иначе.

– Отдайте немедленно! То, что вы приняли меня на работу, не значит, что вы можете лезть в мою личную жизнь! А если бы я не подруге писала, а любовнику?! Вы что, тоже стали бы читать? А если я с ней интимными вещами делюсь?! Это что, вам тоже интересно? В таком случае вы извращенец, лорд Вальтер! Отдайте письмо!

Лорд посмотрел на меня в упор, так, что я невольно отступила на шаг, растеряв весь свой настрой.

– Торнот, если ты не заткнешься и не перестанешь вопить на весь замок, то следующим, что превратится в пепел, будет твой острый язычок.

По мере чтения лорд все сильнее щурился. Уж не от злости ли? Но как только он закончил и посмотрел на меня… Он не рассердился, не заорал, не уволил. Лорд Вальтер громко рассмеялся, и его мелодичный смех разорвал тягучую тишину замка:

– А теперь расскажи-ка мне, что бы ты со мной сделала, если бы я не был магом?

Озорные искорки загорелись в его глазах, и, не прекращая смеяться, работодатель уставился на меня.

– Ничего. Отдайте мне письмо, – пробормотала я еле слышно, однако лорду удалось разобрать мой лепет.

– Боюсь, что я не разрешу тебе отправить его, а еще боюсь, что мне придется тебя наказать.

Поперхнувшись от возмущения, я враждебно спросила:

– Наказать меня за то, что вы прочитали мое письмо?

Синие глаза стремительно сузились, губы сжались. В следующее мгновение лорд прижал меня к стене всем корпусом, с силой схватив за запястья и удерживая их над головой. Я больно ударилась лопатками о жесткую стену, появилось желание закричать, чтобы кто-то пришел на помощь и увел меня от этого страшного человека.

Лорд еще сильнее прижал меня к стене. Пальцы одной руки продолжали сжимать мои запястья, а ладонью второй он закрыл мне рот.

– Даже не думай кричать, – пригрозил лорд. – А то результат тебе не понравится.

Я предприняла ничтожную попытку вырваться, но лорд даже не обратил на это внимания. Это все равно что пытаться сдвинуть с места скалу. Невероятная сила этого мужчины парализовала меня и вызывала непреодолимое желание удариться в панику.

– Итак, солнышко, давай начнем. – Он заглянул мне в лицо. – С памятью у тебя, вероятно, проблемы, но не переживай, я напомню. Как только ты пришла ко мне, ты подписала такую интересную бумажку, которая называется трудовым договором, а в этой бумажке есть пункты, согласно которым ты и должна существовать в моем доме. И там есть такой пункт, где говорится, что работник обязуется не разглашать информацию, полученную в стенах поместья.

Сердце упало вниз, неприятный комок в горле не давал вымолвить ни слова. Я забыла! Забыла про этот договор, забыла и даже не подумала, когда писала подруге. Что мне сейчас делать, что сказать ему?

Лорд Вальтер поднес письмо к моим глазам, все так же продолжая удерживать меня, и ткнул в слова «он черный маг».

– Эта информация получена в стенах поместья и эту информацию ты не должна распространять! Ты меня поняла?

Он с силой тряхнул меня, снова ударив о стену. Я взвизгнула от боли, и из глаз брызнули слезы.

– Ну что ты, плакать еще рано. – От металлических ноток в голосе побежали мурашки. – Теперь перейдем ко второй проблеме этого дня.

Удерживая меня тяжестью своего тела, лорд ослабил хватку и отпустил мои руки. Я дернулась, предпринимая новую безуспешную попытку вырваться, боль немного отступила, но ощущения были все же не самые приятные. Лорд перехватил мою ладонь и сильно сжал в том месте, где красовался порез, нанесенный осколком вазы.

– Мне больно, отпустите! – Я зашипела от боли, слезы уже текли по щекам.

– Откуда царапина, Торнот?

Несмотря на то что угрозы в словах лорда Вальтера не было, меня начало трясти. Он знает про вазу, знает, что я ее разбила.

– Я поранилась во время уборки, – тихо простонала.

Крошечная надежда, что он ничего не знает, все же была. Но надежда

Страница 10 из 21

– О как, значит, мою вазу ты не разбивала?

Я не стала отвечать на этот вопрос, лишь посмотрела на него, встретившись с уничижительным взглядом:

– Отпустите меня, пожалуйста.

Проигнорировав мою просьбу, лорд надавил на меня, вызывая новый приступ боли во всем теле. Его руки были как стальные тиски, подавляющие малейшее стремление вырваться. Осознание своего бессилия и беззащитности перед лицом надвигающейся опасности заставило меня пронзительно закричать.

Краем глаза я видела людей, фигуры прислуги маячили далеко за спиной лорда, но никто, ни один человек не пришел на мой крик. Все решили не вмешиваться. Меня всегда поражало равнодушие окружающих к чужим проблемам, особенно сейчас, когда помощь была действительно необходима, ведь лорд безжалостно вжимал меня в стену с такой решимостью, будто собирался сломать мне ребра. Я еще раз взглянула ему в лицо: ухмылка, граничащая со звериным оскалом, и пронизывающий взгляд. Никто не поможет мне, ни один человек в замке не посмеет заступиться за меня перед хозяином. Дрессированные слуги, они все боятся его.

– Не устраивай представлений, ты привлекаешь к нам излишнее внимание, – мягко, но вкрадчиво пояснил лорд и освободил меня, отступая назад.

Не удержавшись на ногах, я сползла по стене, осев на белый пол. Только сейчас я ощутила, что сердце бешено бьется, а воротник платья намок от моих слез. Лорд присел на корточки, так чтобы быть со мной на одном уровне:

– Я оставлю тебя в замке и не уволю, если обещаешь исправиться.

– Вы давно знали про вазу? – Не знаю почему, но этот вопрос интересовал меня в первую очередь.

– Тебе рассказать, откуда я вообще узнал про нее?

Я кивнула, стараясь встать, но попытка не увенчалась успехом. Покачнувшись, я вновь упала на пол.

– Ты сглупила и выбросила осколки. Куда ты их выбросила? – проникновенно спросил лорд Вальтер, смотря мне в глаза.

– В мусор, – не раздумывая ответила я.

– Нет, ты выбросила их в пищевые отходы, которыми кормят собак. Два моих пса издохли благодаря тебе, надеюсь, оно того стоило. Об этом я узнал пару дней назад.

Меня затошнило… Что я наделала!

– Я убила живое существо. Я убийца. – Слезы с новой силой потекли по щекам, застилая глаза.

Лорд продолжал сидеть напротив меня и пристально смотреть. Поднимаясь, он вынес вердикт:

– Ты не убийца, ты дура.

Он протянул мне руку, вынуждая подняться. Ноги не слушались, и лорд придержал меня, пока я не приняла устойчивое положение.

– Почему вы не уволили меня, как только узнали, что я натворила?

– Я не собирался тебе даже говорить, если на то пошло. На тебя у меня были совсем другие планы.

Я ничего не понимала и не старалась понять. Хотелось просто уйти и зарыться под одеяло. Лорд меня унизил при всем замке, при всей прислуге. И я просто хотела уйти. Словно прочитав мои мысли, он сказал:

– Ты можешь идти. Но нам с тобой нужно поговорить. Считай так: мы решим эту проблему мирным путем. Приходи ко мне в кабинет или в покои. Как только будешь готова поговорить, дай знать.

Он развернулся и вышел на улицу, оставив меня одну, раздавленную, в большом холле.

Проснувшись утром, чувствовала себя ужасно. Моя жизнь внезапно показалась намного более мрачной и сложной, чем я могла вообразить. Как вчера вечером вернулась в комнату, помню смутно. Шла, не разбирая дороги, словно в тумане. Добравшись до кровати, всю ночь проревела в подушку, кусая губы, чтобы никто не услышал. Заснула только под утро и проспала три часа.

Сейчас мои часики показывали десятый час. Видимо, сегодня мне решили сделать выходной. Как обычно утром, никто не пришел и не разбудил меня, все оставили в покое или лорд все же решил меня уволить. В голове крутились обрывки его фраз: «Я оставлю тебя в замке… ты дура… на тебя у меня другие планы… мы решим мирным путем… приходи ко мне в покои…»

Я чувствовала себя раздавленной и жалкой, как нашкодивший котенок, которого отругали. И да, я понимала, что сама виновата. Во всем.

Перевернулась на другой бок. Тупая боль пронзила виски, заставляя вновь закрыть глаза, легкий озноб медленно пополз по всему телу. Свернувшись комочком, закуталась плотнее в одеяло и погрузилась в беспокойный сон.

Вновь проснулась только к обеду, вылезать из постели не хотелось, зато хотелось пить. Пришлось вставать и идти на кухню. После вчерашнего представления встречаться с кем-либо не хотелось, и я украдкой плелась в тени. В холле спиной ко мне стоял Джеффри и с кем-то разговаривал. Потихоньку прошмыгнув мимо него, юркнула в столовую.

На кухне царила все та же суета. Взяв графин с водой, я уселась за свой любимый столик и стала думать.

Если лорд уволит с работы, без рекомендаций меня никто к себе не возьмет. Я останусь посреди большого города без денег и жилья. Даже если мне заплатят за неделю, что я здесь проработала, такой мелочи ни на что не хватит. А если вычесть из недельной платы пять фуций за накидку и неизвестно сколько фуций за вазу, то я вообще уйду в минус. Оставался только один выход: слезно просить лорда оставить меня. Лучше унижаться, чем умереть от голода под мостом.

Еще меня беспокоила фраза лорда насчет покоев. Нехорошие мысли крутились в голове: «Что тут непонятного, будешь рассчитываться с ним натурой, больше с тебя взять все равно нечего». Но зачем я лорду? Если ему захочется повеселиться, он найдет с кем, и это точно будут леди из высшего общества, а не какая-то горничная.

В любом случае сегодня на разговор сил нет. Такое чувство, что из меня высосали всю энергию, поэтому к лорду лучше идти завтра. К тому же мне четко сказали – приходи как будешь готова. А вот к чему быть готовой, не сказали. Неизвестность всегда пугает.

– Скучаешь, красавица?

Обернувшись, я увидела блондинистого извращенца собственной персоной. Андриан взял стул и сел напротив меня.

– Не скучаю и уже ухожу, – сказала поднявшись.

Не дав ступить и шагу, Андриан схватил меня за руку, дернув на себя. Да что же меня все хватают-то! Недолго думая свободной рукой взяла кувшин с водой и полностью вылила на его белобрысую голову. Не ожидавший такого поворота Андриан выпустил меня, а я бросилась бежать, на ходу столкнувшись с какой-то служанкой.

Отдышавшись в своей комнатке, проделала манипуляцию с тумбой, возведя прежнюю баррикаду на случай, если этот придурок решит отомстить.

Рано утром меня разбудил настойчивый стук в дверь. Кое-как разлепив глаза, вылезла из кровати и прошлепала к двери. С трудом убрав баррикаду, приоткрыла дверь. За ней стоял Джеффри. Он окинул меня насмешливым взглядом и довольно грубо сказал:

– Одевайся. Через час господин Вальтер хочет видеть тебя у себя в кабинете.

Резко развернувшись, он направился к лестнице, стуча каблуками высоких сапог. Так, а он-то чем недоволен?

Я закрыла дверь, вернула тумбочку на ее законное место и начала собираться. То, что лорд ждет меня в кабинете, а не в своих покоях, немного успокоило.

Оделась быстро, не прошло и десяти минут. Спустилась на кухню в надежде успеть перекусить. Мысль о том, что лорд меня уволит и выгонит, а я даже поесть не успела, маячила где-то в сознании.

– Лекси, девочка, ты на завтрак? – Джойс встретила меня на

Страница 11 из 21

входе и быстро усадила за стол. – Сиди здесь, я тебе сейчас отбивную принесу.

– Отбивную? На завтрак? – Меня это немного смутило.

– Даже не думай спорить, тебе кушать надо. Посмотри на себя, кожа да кости.

Джойс вернулась через десять минут с огромной тарелкой мяса и ломтиками хлеба. Я подозрительно покосилась на нее. В этом замке, конечно, все возможно, но в любом случае такие лакомства прислуге не полагаются.

– Мм… Джойс, а ты уверена, что мне стоит это есть?

– В каком смысле? – Она непонимающе вытаращилась на меня, ставя передо мной тарелку.

– В том смысле, что если лорд или кто-то из управляющих узнает, то мне влетит, да и тебе, думаю, тоже. Я ведь знаю, какие мне полагаются порции.

Джойс упорно игнорировала мои слова, всовывая в руку вилку. Немного помедлив, я все же откусила небольшой кусочек. Это мясо очень отличалось от того жесткого и жилистого, что я ела до этого.

– Ешь, тебе можно. Лорд Вальтер сам вчера распорядился по поводу Алексии Торнот и составил примерный рацион.

От ее слов я подавилась, чуть не выплюнув все обратно. Теперь пришла моя очередь недоуменно глядеть на нее.

– Ну что ты на меня смотришь? – Джойс развела руками. – Я сама ничего не понимаю. Господин Вальтер пришел вчера вечером и принес главному повару два листка с указаниями. На одном был список продуктов, на втором – твой рацион.

Я слушала с растущим изумлением. Зачем лорду откармливать меня? Не на убой же, в самом деле?

– Джойс, мне кажется, повар ошибся и… – начала я, но договорить мне не дали.

– Не ошибся! Я сама список вчера видела, и как господин Вальтер к повару приходил, тоже видела.

– Тогда зачем лорду нужно меня откармливать?

– А мне почем знать? Видать, даже лорд над тобой сжалился, видит, какая ты худющая.

Нет, дело явно не в этом. Я хлебнула воды и демонстративно отодвинула тарелку от себя.

– Ты не дури, ешь, пока тебе предлагают.

– Спасибо, но мне идти надо. Лорд сам меня вызывал, а я уже опаздываю.

Подскочив со стула, я направилась прямо к кабинету лорда Вальтера, стараясь ступать очень осторожно, чтобы он не услышал моего приближения. Я не представляла, как начну разговор, как смогу убедить меня оставить и на чем буду акцентировать внимание. Остановилась около массивных дверей с изображением черного ворона и никак не решалась постучать. Сердце бешено колотилось, заглушая звук дыхания. «Так, нужно войти, и будь что будет!» С этой мыслью я неуверенно постучала в дверь и вошла. Оказалась в том самом кабинете, где и неделю назад. За это время здесь ничего не изменилось, только книг на столе стало больше. Остановившись на пороге, морально приготовилась долго и нудно просить прощения.

Лорд откинулся в своем кресле, и я почему-то разглядела его холодную странную улыбку, совершенно не подходящую к его пылающим глазам. Он был одет в черный камзол, густо расшитый серебром. Стройные ноги были обтянуты штанами из темной кожи, заправленными в высокие сапоги.

Увидев мою нерешительность, лорд указал на соседнее кресло и предложил:

– Садись, нам предстоит нелегкий разговор.

Громко сглотнув, на негнущихся ногах протопала до указанного места и опустилась напротив лорда.

– Вы хотели со мной поговорить? – Слова давались с трудом, но все же я решила начать.

– Безусловно, хотел, но так как вчера ты решила меня проигнорировать, пришлось приглашать тебя самому. На самом деле мне от тебя кое-что нужно. Будешь вино? – Хозяин открыл бутылку и наполнил свой бокал.

– Спасибо, я не пью. – Несмотря на мое возражение, лорд налил второй бокал и протянул его мне:

– Выпей! – Это прозвучало скорее как приказ, нежели как просьба.

Отпила маленький глоточек, решив, что лучше не стоит его злить.

– Так вот, мне от тебя кое-что нужно, – продолжил лорд. – Мне нужна твоя кровь.

Я поперхнулась от неожиданности, расплескав красное вино на пол. Ну все, бабушкины рассказы про обескровленные тела опять замаячили в памяти.

– Нет! – Я резво вскочила с места, поставив пустой бокал. – Всего доброго, лорд Вальтер.

Не желая превратиться в обескровленный кусок мяса, я бросилась к двери.

– Не так быстро! – Лорд взмахнул рукой, и створки с грохотом захлопнулись. – Я предлагаю решить вопрос мирно, но тебе лучше не испытывать мое терпение. Не нервничай, просто иди и сядь обратно.

Я вздрогнула, но, не имея другого выхода, опустилась в кресло. Лорд удовлетворенно кивнул и налил мне новый бокал.

– Будь добра, не выливай хотя бы этот. – С этими словами он протянул мне вино. – Мне нужна пара капель твоей крови. Естественно, я мог ее взять силой за считаные секунды, но предпочел все сделать мирно, надеюсь, не зря.

– Чтобы убедиться в правильности своих суждений. – Он загадочно улыбнулся и осушил свой бокал. – Я почти уверен, что ты маленькая черная магичка, хоть и нечистокровная.

– Я – что? – ошарашенно спросила, не веря своим ушам. – Что за бред?

– Сейчас мы и узнаем, бред это или нет. – Лорд достал из-за черного кожаного пояса остро заточенный клинок. – Дай мне свою руку.

– Вы что, хотите ее разрезать? – Я быстро спрятала руки за спину.

Лорд раздраженно вздохнул, глаза засветились еще ярче.

– В данный момент да, хочу разрезать руку. Но еще немного – и перережу твое горло.

Его слова не возымели того эффекта, на который лорд рассчитывал. Я откинулась на спинку кресла, старательно пряча руки назад, и враждебно посмотрела на него.

– Ты всегда такая упрямая?

– Я еще такая молодая, я жить хочу! – воскликнула я, вжимаясь в кресло.

– Я тебе жить не мешаю, живи на здоровье. Но кровь все же придется дать. И опять же, я предоставляю тебе выбор, ты можешь сделать это добровольно или я возьму силой.

Он наклонился над столом, приблизившись ко мне. На губах играла ухмылка, которая, похоже, была его вечной спутницей. Лорд помахал клинком, давая понять, что пора бы уже соглашаться.

Другого выхода не оставалось, я хорошо помнила, какой силой он обладает. Сопротивляться в этом случае глупо. Тяжело вздохнув, протянула ладонь. Он перехватил ее свободной рукой и потянул меня на себя.

– Сядь удобней, ты слишком нервничаешь.

Он заглянул мне в глаза, острием клинка распарывая вену. Ярко-красная и густая струйка крови потекла вниз. Лорд прислонил свой пустой бокал к моей руке, собирая кровь. Я зашипела от боли и несправедливости. Пара капель, как же! Когда бокал заполнился наполовину, я застонала, чувствуя, как усиливается боль, и предприняла еще одну попытку вырваться. Лорд только сильнее сжал запястье, вынуждая не дергаться и сидеть на месте.

Через несколько секунд все прекратилось. Убрав бокал, лорд обхватил рану ладонью, крепко сжимая и заставляя кричать. С его пальцев сорвался черный сгусток магии, который тут же впитался в мою кожу, заглушая боль.

Лорд расслабленно уселся в кресло, сложив руки на груди, и сказал невероятное:

– Ты ужасно громко орешь. В следующий раз я просто отниму у тебя дар речи.

– Следующего раза, я надеюсь, не будет, – обиженно прошипела я, потирая руку в том месте, где недавно был порез. Теперь там не осталось даже маленького рубца, напоминающего о случившемся. – Вы обещали всего пару

Страница 12 из 21

– Если бы я сразу сказал, то вместо двери ты бы попыталась выбраться через окно, – демонстративно закатив глаза, ответил работодатель. – К тому же я хочу точно убедиться.

– В чем? Что вы псих ненормальный?

– Все мы со странностями. Но если тебя успокоит, то твоя кровь меня ничуть не привлекает. – Он взял бокал с моей кровью и поднес к губам.

– Стойте, вы что делаете?!

– Танец танцую. – И лорд Вальтер сделал глоток той самой крови, что ничуть его не привлекает.

Комнату на секунду ослепила синяя вспышка, которая тут же пропала. Я удивленно подняла глаза на лорда. Улыбаясь, он держал бокал и внимательно за мной наблюдал. Не удержавшись, язвительно спросила:

– Вкусно?

– Отвратительно.

– Тогда зачем вы это сделали?

– О, ну если ты знаешь другие способы удостовериться в твоей личности, просвети пятидесятилетнего верховного мага.

Я замерла, ошеломленно уставившись на него. До меня никак не могло дойти, что этому мужчине пятьдесят лет. Выглядел он ну максимум на тридцать с хвостиком. Затем, отпрянув, в изумлении прошептала:

– Сколько вам лет, лорд Вальтер?

– Пятьдесят восемь, – спокойно ответил он, не сводя с меня взгляда. – Маги живут дольше, чем обычные люди, ну и стареют соответственно медленнее. Теперь моя очередь задавать вопросы. Кто твои родители, аристократка?

– Папа был профессором, работал в академии, читал лекции. Мама была из простой семьи и переехала к отцу, когда ей исполнилось восемнадцать лет. Что-то еще?

– Да нет, вроде все понятно. А бабушка с дедушкой?

– Погодите… – До меня начало доходить, что он пытается разузнать. – Вы думаете, у меня в роду есть черные маги?

– Девочка моя, я не думаю, я в этом уверен. – Лорд Вальтер указал на бокал. – Здесь кровь нечистокровного черного мага, то есть магички. А нечистокровной ты можешь быть только в двух случаях: либо кто-то из твоих родителей маг, либо их родители были маги. Все просто, третьего не дано.

– Бабушка ненавидела черных магов. Все детство рассказывала мне страшные истории о колдовстве, жертвоприношениях и убийствах.

– Должен сказать, что твоя бабушка выбрала весьма странные сказки для ребенка. – Лорд забавлялся, его веселила моя растерянность.

– Я не маг, я обычная горничная! Вы что-то спутали и пытаетесь ввести меня в заблуждение. Или просто насмехаетесь!

Лорд рассмеялся и взял чистый бокал. Краем камзола вытер окровавленный клинок. Опять хочет меня резать?

– Не надо больше экспериментов, пожалуйста, – умоляюще сказала я, следя за движениями лорда.

Резать меня он, видимо, и не собирался, так как в следующую секунду он разрезал руку себе, точно так же сцеживая свою кровь. Мне стало нехорошо, зато лорд даже не поморщился. Как только он закончил, рана на его запястье затянулась.

– Пей. – Работодатель протянул мне бокал.

– Вы с ума сошли? – Я сделала страшные глаза. – Я ни за что не стану пить вашу кровь!

– Либо пьешь сама, либо я волью ее в тебя, – неожиданно зло сказал лорд, всовывая мне бокал. – Твое упрямство начинает подбешивать.

Я поднесла бокал к лицу и понюхала. Слабый металлический запах, еле ощутимый. Спорить с лордом не хотелось, а уж тем более бесить его, поэтому я залпом осушила бокал.

В первое мгновение ничего не происходило. Я поставила бокал на столик и откинулась в кресло. Но потом… по голове как будто ударили тяжелым молотком, кабинет поплыл, и я почувствовала навалившуюся тяжесть, медленно проваливаясь в пустоту.

Очнулась моментально, понимая, что я все так же нахожусь в кресле лорда Вальтера, но перед глазами были картинки – яркие всполохи воспоминаний. Словно отворилась давно забытая дверь и в разум вошло понимание всего произошедшего. Я совершенно ясно увидела то, что до сих пор скрывалось в полумраке подсознания. Увидела сквозь череду отрывочных кадров и целых сцен то, что должно было навсегда остаться в глубине памяти. Я больше не замечала ничего вокруг себя. Сознание было не в замке, а в прошлом, и перед моим взором стояло одно из воспоминаний детства.

Черноволосая семилетняя девочка с большими зелеными глазами несется навстречу папе, широко раскинув руки и радостно крича. Мужчина подхватывает ее и подбрасывает в воздух – мир вокруг наполняется счастьем и радостными криками. Но все прекращается, как только им навстречу выходит седой мужчина, в котором я узнаю своего дедушку. Отец отпускает девочку, а она прячется за его спину. Мужчины о чем-то переговариваются, но я не могу их слышать. Вдруг на поляну выбегает моя мама, такая красивая… и взволнованная. Она подхватывает ребенка на руки и кричит на седовласого мужчину, но тот явно ее не слушает. В его руках появляется светящийся красный шарик магии. Мгновение, и шар летит в мать с дочкой. Мама прижимает девочку к себе, понимая, что не сможет защитить, но дитя вырывается, выставляя вперед руки. Красный шарик разбивается о багровый щит девочки, который принял удар. Дедушка забирает девочку и уводит прочь от родителей…

Воспоминание передергивает пелена, и перед глазами уже другая картинка.

Я сижу перед огромной дверью и внимательно подглядываю за происходящим в холле. Мой дедушка о чем-то беседует с черноволосым мужчиной в мантии, эмоционально разводя руками.

На тот момент мне было около восьми лет, и эту сцену я всегда помнила, хоть и смутно. Но никогда не придавала ей значения.

Неожиданно черноволосый мужчина развернулся, в упор посмотрев на меня. Неестественно яркие глаза и идеально белая кожа… Черный маг.

Картинка расплылась, формируясь в новое воспоминание.

Мне десять лет, бабушка наблюдает за мной, а я пытаюсь вытащить из-под кровати своего кота. Эту сцену я совсем не помнила, будто кто-то стер ее из моей памяти. Бабушка достает книгу и вручает мне. Содержание связано с магией и ритуалами. Я заинтересованно беру книжку и забываю про кота. Через какое-то время поднимаю глаза и что-то весело рассказываю бабушке, но мои глаза… Они светятся неестественно для человека, слишком ярко и пронзительно. Бабушка улыбается, но ее лицо остается мрачным и несчастным. Она притягивает меня к себе, прислоняя руку к моему лбу. Я медленно засыпаю, а вместе с этим засыпают и мои воспоминания, все воспоминания, связанные с магией. Глаза затухают, принимая зеленый цвет. В комнату заходит отец и забирает меня спящую. Выходя, он оборачивается к бабушке и что-то говорит. Я не слышу их, но понимаю: он говорит, чтобы бабушка никогда больше не приближалась ко мне.

Воспоминания растворились в воздухе, заменяясь реальностью. Лорд все так же сидел напротив меня, мирно потягивая вино. Заметив, что я пришла в себя, он поинтересовался:

– Как ты себя чувствуешь?

– Я не верю, что это все настоящее, понятно? Моя бабушка была хорошая, и она ненавидела таких, как вы! Вы… вы создали иллюзию! Эти воспоминания – они ненастоящие. – Лорд никак не мог прервать поток слов, возникающих в моей голове. – Я не верю вам, понятно? Зачем вы меня обманываете? Это же все неправда, да? Это не может быть правдой, скажите, что это неправда!

Я положила голову на колени и заплакала. Все, что я вспомнила, – реально, и глупо это отрицать. Разговоры о магии всегда были запрещены в семье, а бабушку я не видела с десяти лет, хотя постоянно просилась навестить

Страница 13 из 21

ее. Из-за этого отец злился и временами наказывал меня, а позже вообще отдал в закрытую Клиртонскую школу.

Ну почему все так?! Мне не хочется верить в это! Не хочется верить, что самые близкие люди меня обманывали. Лорд поднялся из своего кресла и опустился возле меня на колени.

– Не хочу тебя разочаровывать, но кровные воспоминания подделать невозможно. Все происходящее – не иллюзия, а просто восстановившиеся кусочки мозаики в твоем сознании, которые стерли посредством магии. – Он протянул руку, коснувшись моего лица, заставляя смотреть ему в глаза. – В том, что в тебе есть сила и власть, которые подавляли все детство и подавили, нет ничего плохого.

– Я не могу быть черным магом, понимаете? Я добрая, я не могу кому-то сделать больно!

Лорд поморщился от моих слов и отпустил, но все так же остался сидеть возле меня.

– Когда я говорю «черный маг», это не подразумевает, что я каждое полнолуние устраиваю шабаш на кладбище и на ужин предпочитаю сердца девственниц.

– Но я не чувствую в себе магии. – Я не хотела сдаваться и, успокоившись, продолжила: – Не умею закрывать двери одним движением руки, зажигать свечи по щелчку пальцев, и силы во мне никакой нет.

Лорд рассмеялся. Поднявшись, он опустился обратно в кресло, беря бокал с вином:

– Не все так просто. Магии нужно учиться и постоянно тренироваться. Это как игра на музыкальном инструменте или верховая езда. Ты не сможешь играть и ездить, не научившись этому. С магией работает тот же принцип. В тебе нет большой силы, ты потеряла больше половины своих способностей в детстве, но они все же есть. Что делать дальше, будешь решать сама. Я могу помочь, обучить начальным навыкам и вывести в свет. Либо ты останешься гнить горничной до конца своих дней.

Я опешила от его предложения. Перспектива быть горничной меня ничуть не радовала, и если есть шанс исправить положение, то глупо от него отказываться. Даже если предложение делает черный лорд и совсем непонятна его выгода от этого.

– Не торопись. Хочешь выбирать – выбирай. Я уезжаю на три дня из города, а потом в моем замке будет бал, вот тогда и поговорим. Ну что, аристократка, тебя устраивает?

– Да, я подумаю, хорошо. – Я кивнула, подтверждая свои слова.

– Чудесно. – Лорд взмахнул рукой, и входные двери распахнулись, я вздрогнула от резкого звука. – Теперь можешь идти.

Но я не вставала, у меня оставалась последняя просьба. Лорд удивленно на меня посмотрел и язвительно спросил:

– Хочешь остаться со мной на ночь?

– Что? Нет! Я хотела бы вас попросить… – Я закусила губу и умоляюще уставилась на работодателя. – А не могли бы вы дать мне светильник?

– Зачем? – Он был явно удивлен моим вопросом.

– У меня в комнате темно.

– А Гамильтон тебе разве не дал?

Теперь я удивленно уставилась на лорда:

– Нет, не давал, я просила его несколько раз, но он, похоже, меня недолюбливает.

Лорд усмехнулся и, поднявшись, подошел к одному из шкафчиков. Оттуда он достал небольшой медный канделябр и упаковку свечей. Вернувшись, протянул их мне.

– Бери, дарю. – Он улыбнулся, и от его улыбки у меня невольно побежали мурашки. – Теперь все?

– Да, спасибо. – Я поднялась и направилась в свою комнату.

– До встречи, маленькая черная аристократка.

Я быстро выбежала из кабинета, направляясь в свою комнату. Мысли кружили в голове, не давая забыться ни на секунду. Все мои воспоминания были фальшивкой, ненастоящей подделкой черных магов, которые хотели скрыть мои способности. Но зачем, зачем это кому-то было нужно? Зачем это понадобилось моим родителям? Мама всегда оберегала меня, но как она может уберечь меня теперь и как она могла уберечь меня тогда, когда отдавала в пансион? Ведь мама отлично понимала, что потом меня ждет непростая судьба, что я всю жизнь буду прислуживать, а об меня будут вытирать ноги. И она прекрасно понимала, что могла помочь мне, рассказав о моих способностях.

Магам, какие бы они ни были, черные, белые или нейтралы, полагается престижная работа, их труд выше ценится, чем труд обычных смертных. Я могла бы пойти не в этот ужасный пансион, а в приличную академию с приличным будущим. А теперь я не знаю, что мне делать. Часть разума все еще не верила во все происходящее, но другая часть вопила о необходимости принять предложение лорда. Но какая для него выгода, если он будет возиться со мной? Верховный черный маг занимается с обычной горничной. Это просто смешно! Ему надоест через неделю, и он бросит глупую затею пытаться меня чему-то обучить. Но, наверное, стоит хотя бы попробовать. Если даже всего на одну неделю у меня будет шанс изменить свою жизнь, я должна этим шансом воспользоваться. Мне никто не поможет, кроме меня самой, значит, нужно соглашаться. Возможно, и не получится, но я хотя бы попытаюсь.

Я зашла в комнату. Поставив канделябр на прикроватную тумбочку, заметила на ней записку.

«Ты мне нужна. Я в холле.

Г. Джеффри».

Интересно, что ему от меня надо? Может, хочет вручить новое расписание кормежки собак или уборки? Тогда почему бы просто не передать его мне? Спустившись в холл, Джеффри там не обнаружила. «Какой же ты нехороший человек!» – некультурные слова так и рвались с языка. Вот где теперь его найдешь? Но искать не пришлось. Джеффри окликнул меня:

– Алексия, иди сюда!

Обернувшись, увидела открытую комнату, откуда и звал меня дворецкий. Не думая, зашагала к нему. Джеффри протянул мне небольшой лист бумаги, сложенный пополам:

– Держи, это список необходимых вещей. Завтра открывается праздничная ярмарка в городе, ты поедешь и купишь все, что тут написано.

– У меня два вопроса. – Я взяла листок и невинно похлопала глазками. Джеффри недовольно вздохнул, но кивнул, соглашаясь меня выслушать. – Первый вопрос: а на что, собственно, я все это куплю?

– Ну, естественно, не на свои деньги, – иронично начал дворецкий. – Лорд Вальтер выдал пять золотых монет.

– Сколько? – Я изумленно застыла, теребя листок в руках.

Он что, собирается всю ярмарку скупить, зачем так много? Ведь один золотой это целых сто фуций, да на эти деньги можно месяца два спокойно жить!

– Пять золотых, – зашипел на меня дворецкий.

– Мм… так, хорошо. И второй вопрос: а как я доберусь до ярмарки? Я ведь тут ничего не знаю, как вы помните.

– Ты невероятно глупая! – Джеффри окинул меня презрительным взглядом, да так, что захотелось его ударить хорошенько. Считает, что я его хуже? Ну-ну, пускай считает. – Ты поедешь на карете туда и обратно. Надеюсь, на ярмарке не заблудишься, за ручку тебя водить никто не собирается.

– И во сколько мне туда выезжать?

– С утра, часов в одиннадцать. Я пошлю за тобой кого-нибудь. Все, иди, ты и так отняла у меня много времени.

Дважды просить меня не надо – развернувшись, пошла к себе в комнату. Там зажгла импровизированный светильник и открыла список. Он был не такой большой, но внушительный по ценовой категории. В который раз убеждаюсь, что лорд невероятно богат: подобную роскошь может себе позволить только приближенный к императору человек, ну а в нашем случае – верховный маг. Я, правда, мало о них знаю. Только то, что попасть в их совет очень трудно, а то и совсем невозможно; нужно обладать всеми стихиями магии и обязательно быть чистокровным, а еще – что в совет

Страница 14 из 21

попадают только мужчины. На этом мои познания заканчивались.

Чисто из любопытства достала свое маленькое зеркало и всмотрелась в глаза. Обычные… Самые что ни на есть обычные глаза, только насыщенного зеленого цвета. Интересно, как бы я выглядела, если бы мои глаза горели так же ярко, как у лорда?

Спать ложилась с тяжелыми мыслями и долго не могла заснуть, постоянно возвращаясь к разговору. Лорд Вальтер – первый человек в моей жизни, который предложил безвозмездную помощь. Разглядел во мне что-то большее и вселил надежду на будущее. Он очень властный и местами переходит границы жестокости, но в то же время он справедлив. И да, он мне нравится, нравится та опасность, которая от него исходит. Но мне совершенно не нравится, что он об этом знает. Вот же дурацкое письмо! Зачем я вообще писала в нем про лорда? Каких-то три дурных строчки перевернули весь мой мир. Что было бы, не прочитай лорд того письма? Все осталось бы как прежде или оно ни на что не влияет? Этого я никогда не узнаю. Зато знаю точно, что дам лорду положительный ответ и обязательно сообщу ему, как только он вернется в замок. Наконец я погрузилась в беспокойный сон.

Утреннее пробуждение вышло неожиданным. Пронзительный женский визг заставил подскочить на кровати. Придя в себя через какое-то время, поняла, что кричали на моем этаже. Недолго думая выбежала в коридор и заметила молодую служанку, стоявшую на коленях. Осторожно подошла к ней и положила руку на плечо. Та дернулась, не ожидая моего присутствия, но продолжала сидеть, тихо всхлипывая.

– У вас что-то случилось? – тихо спросила я, вглядываясь в ее лицо.

– Он ударил меня… и ушел… – Девушка всхлипнула, стараясь сжаться в комочек, а мне вдруг стало так жалко ее.

Опустившись рядом, я обняла ее за плечи:

– Кто тебя обидел? Может, надо рассказать кому-нибудь? Хочешь, я схожу за господином Джеффри?

От моих слов девушка дернулась, как будто я дала ей пощечину, но, совладав с собой, все же ответила:

– Не надо его звать, это он меня ударил. – Она еще громче всхлипнула.

– Хорошо, мы не будем его звать. Ты только успокойся, ладно? – Я приободряюще погладила ее по спине.

Она была такой несчастной и совершенно одинокой, в темном коридоре никому не было дела до какой-то служанки. Равнодушие людей не устает поражать меня. Через пару минут девушка успокоилась и поднялась с пола. Ростом она была чуть повыше меня, но такая же худенькая.

– Я Лорен, извини, что ты застала меня в таком виде. – Она жалко улыбнулась.

– Я Лекси, не извиняйся, этот тип кого угодно довести может. За что он тебя ударил и, вообще, разве он имеет право бить прислугу?

– Извини еще раз, Лекси, но я не могу тебе рассказать. Это не мой секрет, – прошептала Лорен, вытирая слезы с лица.

Она смотрела на меня красными опухшими глазами, а ее губы еще слегка подрагивали от недавней истерики. Что происходит в этом замке? Кто дал право этому уроду прикасаться к слугам?

– Ничего страшного, но я рада, что ты успокоилась.

– Я раньше тебя не видела, ты новенькая?

– И как тебе, нравится? – Лорен посмотрела на меня, явно ожидая, что ответ будет положительным.

– У меня нет выбора. Нравится мне здесь или нет, не имеет значения.

Девушка печально кивнула, соглашаясь с моими словами. Понятно было, что сюда она попала не от хорошей жизни. А мне в голову пришла идея:

– Слушай, Лорен, мне сегодня надо в город на ярмарку, может, ты составишь мне компанию?

Девушке мысль понравилась. Загоревшись энтузиазмом, она пообещала прийти к одиннадцати в холл, на том и разошлись.

В полдень мы отъехали от замка, направляясь в центр города, где и располагалась ярмарка. Расспросив Лорен, я выяснила, что в город Гетбург ярмарки приезжают чаще, чем в другие города. Два раза в сезон точно. А вместе с ярмарками приезжали и заграничные актеры, которые давали на главной площади представления. Жаль, что я не могу посмотреть на них. За всю жизнь мне только два раза удалось побывать на подобных мероприятиях, и то это было в далеком детстве. При всем желании я не в силах вспомнить, что там происходило.

В Гетбурге жили далеко не бедные люди, у всех были свои дома и слуги, к тому же большую часть населения составляли белые маги и нейтралы. Здесь есть две академии с магическим уклоном и сейчас строят третью, поэтому неудивительно, что все магические семьи стараются перебраться сюда. О том, что лорд Вальтер черный маг, знают все поселенцы, но это не пугает даже обычных жителей. Наоборот, все тянутся поближе, чтобы находиться под защитой верховного мага. В самом замке большинство слуг работает днем, а ночью расходятся по домам, поэтому и плата у них выше, не нужно тратить деньги на их содержание. Если подвести итог тому, что я узнала, то этот город был второй по статусу после столицы. Бедных людей здесь не держали, даже слуги имели свое хозяйство и получали больше двух золотых монет в месяц.

До ярмарки мы ехали около часа. Большую часть времени я просто смотрела в окошко, хотя видно было не так много. Но город шикарный! Лорен забавляло, что я с таким интересом высовываю голову из кареты, она ведь живет тут с детства и привыкла к каждой улочке. Перестав любоваться окрестностями, я присмотрелась к Лорен. Теперь, когда девушка не пыталась зажаться в угол и судорожно всхлипывать, она была красивая: веселая, с озорными глазами и изящной фигурой. Рыжие волосы спадали на плечи и завивались в замысловатые локоны, что отлично сочеталось с ее янтарными глазами. Если выбирать между нами, то на роль магички она подходит намного больше. Ох, опять вспомнила про лорда! Так, соберись, Лекси, сейчас не время о нем думать, нам еще представится такая возможность.

Кучер высадил нас на большой городской площади, сказав, что будет ждать здесь. Лорен недолго думая потянула меня за собой в сторону первых торговцев.

По всему периметру площади тянулось множество прилавков с всевозможными товарами, а возле каждой лавки стоял ее хозяин, зазывая посмотреть, что у него есть в продаже. Вокруг было шумно и многолюдно. Люди общались, что-то обсуждали с торговцами, а кто-то тащил сумки с купленными вещами. Атмосфера веселая, праздничная. Люди улыбались и шутили.

Все прилегающие улочки так же наполнены иллюминацией и торговлей. Народ здесь собрался самый что ни на есть разношерстный. Тут были старушки, которые старались выторговать что-нибудь подешевле, и маленькие ребятишки, которые бегали от лавки к лавке, но больше всего мой взор притягивали маги. Большинство из них были одеты в светлые длинные мантии с капюшонами, а также встречались люди, полностью облаченные в серые цвета. Но одно у них было одинаково – это неестественно яркие глаза. Даже при ясном свете дня глаза у проходящих мимо нас магов светились, как два маленьких огонька. Тем не менее люди на ярмарке не обращали на них внимания. Соседство с необычными людьми им не докучало, все уже давно привыкли. Только я таращилась, как дикарь, чуть ли не заглядывая под капюшоны. Лорен пару раз одергивала меня, тихо шипя на ухо:

– Да не смотри ты так! Давай лучше свой список, посмотрим, что надо купить. – Я послушно отдала ей список, все так же продолжая оглядываться вокруг. – Так,

Страница 15 из 21

пойдем, нам вон к той женщине.

Она потянула меня вглубь рядов, остановившись около небольшого прилавка с тканями. Я перевела взгляд на предлагаемый ассортимент. Все товары были прекрасны и стоили, безусловно, огромную кучу денег. Женщина, стоявшая за прилавком, приветливо нам улыбнулась:

– Здравствуйте, девушки, себе что-то подбираете аль в подарок кому?

– Нам, пожалуйста, кашемировую ткань, вот этого цвета, пять метров.

Торговка явно удивилась такому заказу, но все же отмерила пять метров, а потом завернула в мешок и протянула мне:

– Возьмите. С вас одна золотая и пять фуций.

– Зачем лорду кашемир? – отойдя от прилавка, обратилась я к Лорен. – В смысле я знаю, зачем он вообще нужен, но уверена, у лорда есть портные, которые его обшивают.

Лорен лишь притворно фыркнула:

– Не забивай голову, твой список самый примитивный. Обычно он заказывает куда более странные вещи. Что там дальше?

Пробежавшись по списку, мы закупили остальные вещи. Это были продукты, какие-то непонятные лекарства и травы, несколько метров веревки и разная посуда. Посуда нужна для предстоящего бала. Как говорит Лорен, такие балы проходят нечасто, но на них съезжается уйма гостей, большинство из которых маги.

Когда со списком было покончено, мы остановились около лавки с заграничной одеждой.

– Давай примерим, может, купим что-нибудь?

Я рассеянно кивнула. Примерить можно, но на покупку денег нет.

Молодая девушка, торговавшая за прилавком, поспешно стала подбирать нам всевозможные платья. Лорен, схватив несколько штук, умчалась за ширму примерять.

– А вам подойдет вот это. – Продавщица указала на шелковое изумрудное платье. – Я уверена, с вашим типом лица и фигурой смотреться будет потрясающе. Хотите примерить?

Примерить-то хочу, только смысла не вижу. Платье красивое, возможно, на мне смотрелось бы идеально, но лучше лишний раз не травить душу. Доживу до своего первого жалованья, тогда можно и подумать.

– Оно прекрасное, но я не буду мерить.

– Да не стесняйся, я тебе скидку сделаю, за двадцать девять фуций отдам.

Я отрицательно покачала головой, отходя в сторону. Устроившись на небольшой лавочке, стала дожидаться Лорен. Как оказалось, она купила целых два платья, потратив внушительную сумму денег. Все-таки здесь живут богатые люди. Решив больше не задерживаться, вернулись с покупками в замок. В холле нас встретил Джеффри.

– О, вернулись. Все купила? – Он обращался ко мне, но смотрел исключительно на Лорен. Прищуренный взгляд давал понять, что дворецкий явно чем-то недоволен. – А ты, Лорен, нагулялась?

– Нагулялась. – Резко ответив, она махнула мне рукой и взбежала вверх по лестнице.

– Вот стерва, – в сердцах выругался дворецкий. И уже обращаясь ко мне: – Давай сюда сумки.

Вручив поклажу Джеффри, я отправилась в столовую. Интересно, что этих двоих связывает? Определенно, у них не просто рабочие отношения. В таком случае, возможно, они любовники? Только такая большая разница в возрасте, да и вообще, это же Джеффри… Он на всех смотрит с плохо скрываемой агрессией, как он мог понравиться Лорен? Она такая молодая и красивая, что уж точно может найти кого-то получше.

В столовой, как обычно, была беготня. Но, заметив меня, Джойс поспешно оставила дела и заторопилась в мою сторону.

– Привет, Лекси, с утра не приходила? – Она вопрошающе посмотрела на меня, но что-то в ее голосе мне не понравилось.

Утром я действительно не спускалась в столовую, есть совсем не хотелось.

– Привет. Да, что-то не получилось, да и вообще… – Договорить мне опять не дали, грубым образом перебив:

– Так, садись! – Повариха с силой усадила меня за стол.

Стоп, что опять происходит?

– Э… Джойс, у тебя все хорошо?

– У меня да, а у тебя скоро будет не очень.

– Джойс, что случилось? – Я удивленно посмотрела на нее.

Но удивляться было рано, настоящее удивление пришло ровно через секунду.

– Перед отъездом лорд сказал, что, если ты не будешь приходить в столовую два раза в день, он будет вычитать из твоей платы по пять фуций, начиная с сегодняшнего дня. И приказал мне вести отчет. А теперь скажи, Лекси, только честно, ты же знаешь, я никому не расскажу. Ты добровольно с лордом живешь? У вас какие отношения, доченька? Или он что, опыты на тебе ставит?

От удивления у меня даже брови поползли наверх, а левый глаз начал предательски дергаться. Без паники, спокойно! Проблем было мало, так теперь еще и это. Ну какая разница, когда я буду есть? От голодной же смерти точно не помру. Взяв себя в руки, прикинула: если я хочу принять предложение лорда, то стоит соглашаться со всеми условиями. Ну подумаешь, есть заставляет, тоже мне беда. Только домыслы Джойс мне не нравятся. Ох как не нравятся! Если она так думает, то весь остальной замок будет тоже так думать. А вот этого мне не надо! Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.

– Джойс, за кого ты меня принимаешь? Я похожа на ту дурочку, которая лорда будет соблазнять?

– Тогда почему он тебя контролирует-то так?

– А я откуда знаю? Похоже, он всех новых работников так контролирует. И вообще, тебе лучше знать, ты давно уже здесь работаешь. Так вот скажи, какого лешего он меня так контролирует?

Лучшая защита – это нападение. Похоже, моя тактика сработала, и Джойс отступила:

– Ну да, ты права, он все любит держать под надзором. Мало ли что ему в голову взбредет. Поди разбери этих черных магов. Посиди, я сейчас поесть принесу.

Я возвращалась в комнату объевшейся, хотелось полежать часок, ведь дел на сегодня никаких не было. В холле чуть не наткнулась на Андриана. Он стоял и разговаривал с какой-то девицей, видать, свои услуги единственного самца предлагал. Обошла его по большой дуге и вернулась в комнату. Удобно устроилась на кровати. Желание куда-то идти вовсе пропало, так что, немного подумав, решила не высовываться.

Следующие три дня прошли в подготовке к балу. Утром накануне мероприятия меня допустили в бальный зал протирать пыль и выставлять посуду на тридцать гостей. Войдя внутрь, я оказалась в огромной комнате, в центре которой стояла золотая статуя в виде непонятного существа, отдаленно напоминающего дракона. Высота стен тут не меньше пятидесяти футов, потолок очень красиво разукрашен, а пол из темного мрамора. Также весь зал освещался множеством восковых свечей в хрустальных люстрах и в медных стенных подсвечниках, а по периметру тянулся красиво украшенный стол на тридцать персон.

– Что ты рот разинула, балда, иди работай! – Джеффри некультурно ткнул меня в спину, подгоняя вперед. – Видишь зеркала? Вот иди и протирай их. Да так, чтобы все блестело!

Следующие несколько часов прошли в сплошной суете. Кто-то готовил, кто-то украшал зал, кто-то выставлял посуду, в общем, занятие было у всех. После обеда приехал лорд, а за ним постепенно стали съезжаться гости. Всю прислугу отпустили до начала бала, и я завалилась к себе в комнату.

Всю ночь придется прислуживать, кланяться и вежливо улыбаться. А еще там будет лорд… Когда он явился, на меня не обратил ровным счетом никакого внимания. Может, он передумал и уже не хочет иметь со мной никаких дел? Надо было сразу соглашаться. Теперь придется опять страдать от неизвестности.

Требовательный стук в дверь прервал мои мысли. Выбравшись

Страница 16 из 21

из кровати, я пошла открывать неизвестному гостю. На пороге стояла Лорен, которая без приглашения вошла в комнату.

– Возьми, эта твоя одежда на сегодняшний бал, потом можешь оставить ее себе. – Она протянула мне черное платье. Оно было точно такое же, как мое серое, которое когда-то дал Джеффри. – И еще заплети волосы, не дай бог твой волосок упадет в еду. Случится грандиозный скандал.

Черное платье мне нравилось больше, по крайней мере, теперь я не была похожа на мышь. Подобрав в цвет туфельки без каблука, ровно в восемь я уже спускалась в холл. Увидев меня, Джеффри подозвал к себе. Около него стояла еще пара служанок.

– Подавайте тихо, улыбайтесь, когда у вас что-то спрашивают. Всегда смотрите, чтобы бокалы были полные. Увидели пустую тарелку – уносите на кухню, возвращаетесь и дальше прислуживаете гостям. И молитесь, чтобы все прошло хорошо. Если лорду что-то не понравится, выгоню вас всех! А теперь живо в зал!

Он отвернулся от нас, а мы дружно зашагали к гостям. Гостей оказалось очень много, по ощущениям их численность явно переваливала за тридцать. Все шикарно одеты, без единой погрешности. Женщины – в элегантных платьях с богатой вышивкой, в изящных туфельках и с замысловатыми прическами. Мужчины – в расшитых серебром и золотом камзолах и белоснежных рубашках. В голове промелькнула мысль: «Мне тут делать нечего». Настолько все дорого, что страшно дотрагиваться. Даже на столовых приборах, начиная с вилок и заканчивая бокалами, имелся слой золота.

Весь зал переливался множеством красок. Все смеялись, шутили. Радость читалась на лице у каждого гостя. Но глазами я искала только одного человека… и нашла. Лорд сидел в левой части зала и переговаривался с каким-то незнакомым черноволосым мужчиной. В руках у него был бокал, и он неспешно пил вино, здороваясь со всеми, кто подходил к нему. На фоне окружающей его мишуры лорд был очень красив, я нервно закусила губу, но продолжила смотреть. На нем были бархатный костюм цвета аметиста, украшенный золотой тесьмой, и обтягивающие штаны из темной кожи.

Заметив на себе пристальный взгляд, лорд повернулся и в упор посмотрел на меня. Улыбнувшись, он отсалютовал мне бокалом. Удивительно, как улыбка может преобразить лицо. Я поспешно отвернулась, принимаясь за работу. Работай, Лекси, делать тебе, что ли, больше нечего, как смотреть на него! Я разозлилась на себя, не понимая, чем меня так привлекает лорд. Обычный мужчина, ну подумаешь, красивый, таких красивых много, и покрасивее видали.

Взяла пару пустых тарелок и направилась на кухню. В кухне царил настоящий хаос… Если раньше тут была просто суматоха, то теперь повара прыгали от котла к котлу, а кухарки метались, стараясь как можно быстрее перемыть нескончаемый поток грязной посуды.

Я взяла пару чистых тарелок и отправилась обратно в зал прислуживать и любезно кланяться. Кто-то, уже наевшись, начал танцевать, кто-то вальяжно разгуливал по замку, а кто-то так же остался сидеть на своем месте, как и лорд. Тьфу ты, опять не о том думаешь!

– Как тебе бал, красавица?

– Хорошо, Андриан, – не оборачиваясь, ответила я наглому лакею.

Он прислонился к стенке и смотрел, как я подливаю вина одной уже изрядно выпившей даме. Едва бокал оказался полон, она тут же осушила его и полезла целоваться к какому-то лысеющему мужику. Ну да бог с ней, это не мое дело.

– А ты не хочешь выпить? – Андриан мерзко улыбнулся.

– Хозяйское вино? Нет, спасибо, я жить хочу.

– Зачем хозяйское, у меня есть свое. Наверху, в комнате.

– Прекрасно, вот и распивай его в гордом одиночестве. А сейчас не мешай работать. – Я отмахнулась от лакея, подливая в бокал еще вина.

Сколько же надо выжрать, чтобы начать ко всем приставать. Между прочим, получив отказ от лысеющего мужика, дама перекинулась на его соседа, что-то увлеченно вещая заплетающимся языком.

– Я никогда не пил в одиночестве. – Андриан упорно не отставал.

– С чем тебя и поздравляю, – огрызнулась я.

– Тебе ее не жалко? – Поморщившись, Андриан проследил, как я наполняю четвертый по счету бокал за последние пять минут.

Дамочка залпом осушила его и, промахнувшись, поставила прямо к себе в тарелку.

– Нисколько. – Злорадно усмехнувшись, я обернулась к лакею: – Слушай, Андриан, почему бы тебе не пойти и не поискать кого-то, кто с радостью откликнется на твое предложение? Я девушка нервная, кто знает, что в этот раз выльется на твою голову.

– Вот же нахал! – завопила дама, которая с удовольствием прикладывалась к спиртному. – Как ты меня назвал?!

Все гости с удивлением посмотрели в нашу сторону. Воспользовавшись возникшей заминкой, я направилась в другую часть зала. Интуитивно подняла голову и наткнулась на пожирающий взгляд синих глаз. Лорд указал на меня пальцем и поманил к себе. Я встала как вкопанная и покачала головой в отрицательном жесте. Не пойду! Лорд притворно закатил глаза и зло усмехнулся. Что-то не нравится мне его ухмылка.

Не обращая на него внимания, подошла к одной женщине забрать пустой бокал. Вновь посмотрела на лорда, а тот вдруг щелкнул пальцами. В это мгновение бокал в моих руках разбился вдребезги, осыпаясь на стол. Лорд подмигнул и вновь поманил к себе. Вот же гад! Не дождешься!

Все вокруг посмотрели на меня, я покраснела и быстро принялась собирать осколки. Выбросив разбитый бокал и забрав пару пустых тарелок, пошла на кухню. На обратном пути меня поймал Джеффри:

– Иди к лорду Вальтеру, будешь прислуживать ему и подливать вино.

– Но почему я? – Я жалостливо уставилась на дворецкого, но тот даже глазом не повел.

– Иди, кому сказано! – Он больно ткнул меня в спину.

Ну вот, приехали. Гордо расправив плечи, направилась в противоположный конец зала. Лорд пристально следил за моим приближением, хищно улыбаясь и все время переговариваясь с сидящим рядом мужчиной. Наклонившись, он что-то шепнул ему на ухо, и они оба уставились на меня. Смутившись, я на секунду замешкалась, но все же подошла к лорду и язвительно спросила:

– Вина желаете?

– Не откажусь. – Он протянул мне свой бокал.

– И мне, пожалуйста. – Сосед лорда тоже протянул бокал.

Недовольно взглянув, поняла: этот тоже черный маг. Светящиеся глаза, хищная улыбка и белоснежное лицо.

– Непременно. – Одарив их гаденькой улыбкой, налила вина. – Теперь можно идти?

– Ну, ты можешь попробовать уйти, – предложил лорд.

Не ожидая никакой подлянки, двинулась в сторону выхода. Но мне не дали сделать и шага… Наклонившись, лорд схватил меня и притянул к себе. Горячие руки крепко сжали талию, стискивая так сильно, что практически обхватили целиком.

– Попалась! – торжествующе возвестил лорд, усаживая меня к себе на колени.

– Отпустите, что люди подумают! – зашипела я на него.

– Мне плевать, это мой дом, а ты моя служанка. Что хочу, то и делаю.

Сидевший рядом маг тихо засмеялся, прикрывая рот рукой. Я предприняла попытку вырваться, но, понятное дело, вырваться мне никто не дал.

– Не ерзай! На вот лучше выпей. – Лорд поднес к моему рту бокал, чуть не расплескав его содержимое, а сидевший рядом маг уже смеялся во весь голос.

Я заозиралась по сторонам, боясь, что кто-то точно

Страница 17 из 21

увидит происходящее безобразие. После этого случая такие слухи по замку пойдут, что устанешь отвечать на вопросы.

– Лорд Вальтер, ну увидят же… – Я тихо заскулила, но он прервал меня:

– Лорд Вальтер да лорд Вальтер! Зови меня Рейес.

Мозг отказывался воспринимать происходящее, а я судорожно пыталась убрать руки лорда с моей талии.

– Рей, скажи ей. – Сидящий рядом маг с интересом наблюдал за происходящим.

– Сказать что? – Я на секунду остановилась, перестав вырываться.

– Что нас никто не видит. – Маг осушил бокал одним глотком и посмотрел на меня: – Мы под магическим пологом. Все остальные думают, что нас тут просто нет.

– А если я закричу? – предостерегающе спросила я.

– Кричи, – усмехнулся мужчина. – Но тогда придется чем-нибудь закрыть тебе рот.

– Например, поцелуем, – вставил лорд и снова поднес ко мне бокал. – Давай пей, не артачься.

– Что происходит? – Окончательно перестав вырываться, я посмотрела на мужчин. Ситуация была настолько абсурдная, что мозг просто отключился.

– Развлекаемся, – сказал лорд Вальтер, он же Рейес и наконец всунул бокал мне в руки. Я неуверенно посмотрела на вино. – Не бойся, я же только что пил из него, значит, не отравлено.

Отпив немного вина, поставила бокал на стол и еще раз оглянулась. Люди на самом деле нас не замечали, проходили мимо и даже не смотрели на то место, где мы сидели. Увидев, что я смирилась, мой хозяин пододвинул стул и пересадил меня на него.

– Знакомься, это Гордон, принадлежит к одной из пяти семей черных магов. – Гордон чуть склонил голову. Значит, черный маг, так я и подумала. – Это Лекси, та самая черная аристократка.

– Я не аристократка, – буркнув, встретилась взглядом с лордом.

– Ты подумала над моим предложением?

– Подумала.

– И что решила? – Лорд Вальтер выжидательно посмотрел на меня, а мне вдруг захотелось сказать «нет» и убежать отсюда.

Но вместо этого сказала совершенно другое:

– Я согласна.

– Вот и умница.

– Может, я пойду, а?

Находиться в обществе двух черных и явно подвыпивших магов совершенно не хотелось. Чувствовала себя неудобно, сидела как на иголках.

– Мне скучно. Пойдешь, когда я скажу, – отрезал лорд, внимательно разглядывая мое платье, и вдруг неожиданно спросил: – А у тебя есть другая одежда? Точнее, у тебя вообще одежда есть?

– Больно надо, – скривился лорд Вальтер. – Сильно сомневаюсь, что у тебя есть что-то, что мне понравится. Надо будет съездить в город и подобрать тебе хорошую одежду.

– А может, не надо в город? – тихонько сказала я.

– Ты чего такая шуганая? – вмешался в разговор Гордон, сбив меня с толку.

Как тут не быть шуганой? Два черных мага удерживают силой и непонятно чего хотят, да еще в придачу под каким-то магическим пологом.

– Шуганая – не больная. Исправим, – отмахнулся от Гордона лорд, отвечая за меня. – К тому же ни одному человеку в здравом уме не придет мысль, что эта нервная серая мышка – черная магичка, что, безусловно, нам на руку.

Это я нервная и серая? Ну, знаете ли! От возмущения я засопела, скрестив руки на груди. Лорд, проследив за моей реакцией, улыбнулся, пододвигая ко мне бокал:

– Выпей давай за компанию.

– Не хочу.

– Нервная, серая и упрямая, – констатировал лорд и выпил вино за меня.

Я покосилась на него. Вроде пока ровно сидит, но еще чуть-чуть – и точно закачается. Ох, мамочка! Надо сматываться отсюда поскорей, пока они не напились.

– Она просто еще ребенок. – Гордон снисходительно посмотрел на меня.

От его взгляда во мне просыпалась ярость. Нет, Гордона я не боялась, и он мне категорически не нравился. Маг ставил себя выше меня и смотрел на всех свысока. Такие самовлюбленные, напыщенные люди меня раздражали. Безусловно, лорд Вальтер тоже считал, что он лучше других, но, по крайней мере, этого не показывал.

– Мне тут надоело, – поморщился лорд, оглядывая всех присутствующих людей.

Большинство из них, насладившись трапезой, танцевали.

– Собираешься уйти?

– Собираюсь. Все равно придется возвращаться и говорить о закрытии бала. – Он повернулся ко мне: – Я сейчас разорву полог, и все нас увидят, ты встанешь и пойдешь вон в ту дверь.

– Зачем? – Я обернулась и посмотрела, куда указывает лорд. Дверь вела не в коридор, а в какую-то кладовую.

– А я тебе там конкретно объясню. – Он усмехнулся и продолжил: – Не советую делать по-другому. Пойдешь в противоположном направлении – я тебя за руку через весь зал поведу. В любом случае мне плевать, что обо мне подумают, а тебе, видимо, нет.

– Вечер перестает быть томным? – спросил Гордон, выпивая залпом очередной бокал.

– Скоро узнаем. – Лорд провел рукой в воздухе. Еле ощутимый ветерок коснулся кожи, и лорд приказал: – Иди.

Я встала и, не оборачиваясь, пошла к двери. Лорд тоже встал и пошел за мной. Последнее место, где бы мне хотелось оказаться наедине с ним, – это кладовая. Специально медленно переставляя ноги, я все же приблизилась к этой двери. Вот бы она оказалась закрытой! Но моим желаниям не суждено было сбыться. Дернула за ручку, дверь поддалась, и я вошла в маленькую пустую и темную комнату. Совершенная темнота, ни одного окошка, только голые стены и пол. За мной захлопнулась дверь. Не оборачиваясь, я ощущала на себе взгляд лорда.

– Боишься меня? – не приближаясь, спросил лорд.

– Да, – все так же не поворачиваясь, ответила я.

Признаваться в своих страхах не хотелось, но было неразумно это скрывать.

– Почему?

Лорд даже не предпринимал попыток подойти ближе, и меня это пугало. Всю происходящую ситуацию я сразу же сравнила с охотой и поморщилась. Он зверь. Он стоит и выжидает, когда я сделаю движение или скажу что-то не так, и только тогда зверь бросится.

– Я не знаю, – честно призналась я.

– Давай поиграем в игру, Лекси… Ты же не против поиграть? – Он говорил притворно-сладким голосом, по спине побежали мурашки.

Хотя это уже были не мурашки, это был целый табун мурашек.

– В… в… какую еще игру?

– Представим, что я не маг, а обычный парень. – Лорд говорил медленно, чеканя каждое слово. – Ты же представляла меня обычным человеком? Так, Лекси? В том письме ты же хотела, чтобы я был обычным, чтобы я был доступен такой обычной девочке, как ты.

Я резко развернулась, чтобы возразить… и это была моя ошибка. Зверь, стоявший за моей спиной, только этого и ждал. Я взвизгнула, когда лорд резко дернул меня и подтолкнул к стене. Я испугалась, что сейчас все повторится, как тогда в холле, что лорд станет сжимать меня, пытаясь сломать ребра, но этого не произошло. Лорд аккуратно придерживал меня, не позволяя вжаться в холодную жесткую стену. Его глаза светились, как два маленьких ярких огонька синего пламени, в темноте это было еще более пугающе и в то же время завораживающе.

– Но дело в том, что ты больше не обычная девочка. – Он склонил голову набок, вглядываясь в мое лицо. – Черная магичка и черный маг – звучит неплохо, правда?

– Дело не только в магии, лорд Вальтер. – Я отвела взгляд, стараясь смотреть куда угодно, только не на него, но вокруг нас была тьма. – Дело в статусе. Вы лорд с огромным имением, а я обычная горничная, если вы не

Страница 18 из 21

Лорд наклонился ближе, едва не касаясь губами шеи, при этом сильнее сжимая мою талию. Никогда раньше мужчина не прижимал меня к себе, никогда раньше я не испытывала желания прижаться к кому-то, все было в первый раз. Мне хотелось обвить руками его шею и оказаться в его полном распоряжении, но в то же время хотелось оттолкнуть его и закричать.

– Мне плевать на статус, – немного грубо сказал лорд.

– Вам плевать, что подумают люди?

– Плевать, – прошептал лорд мне на ухо и, совершенно неожиданно наклонившись вперед, поцеловал меня.

Я вцепилась в него, закрыв глаза. Почувствовав мою неуверенность, лорд протянул руку и прижал меня еще сильнее. Теплые и жесткие губы жадно впились в меня. Лорд с силой протиснулся между зубами, и наши языки переплелись. В этот момент я перестала принадлежать самой себе, полностью отдаваясь лорду. Я прекрасно понимала, что если он захочет, то сделает со мной все, что ему придет в голову. В этой маленькой темной комнате нас никто не услышит. Но внутри меня зрела уверенность: насколько бы черным ни был лорд, он не станет со мной так поступать.

Словно в подтверждение моих мыслей лорд провел рукой по спине, нежно касаясь и прижимая меня к себе. Вместо неуверенности пришли совсем неизвестные ощущения, которые предательски наполняли жаром каждую клеточку тела и заставляли прижиматься к лорду с желанием получить больше.

Отстраняясь, лорд провел рукой по моей щеке. В этом жесте не было ничего особенного, но именно он вынудил меня прижаться к нему в ответ. Я почувствовала вибрацию в его груди, что-то похожее на короткий смех: лорд явно наслаждался моей реакцией на происходящее. Никогда раньше я не испытывала ничего подобного, и, кажется, это было очевидно.

– Такая невинная. – Лорд Вальтер усмехнулся, отпуская меня. – Думаю, нам пора сменить место дислокации.

Я подняла глаза и неуверенно спросила:

– Вернемся обратно в зал?

– Вряд ли. Дай мне руку.

Я замешкалась, но дала руку. Резким движением лорд притянул меня к себе:

– Закрой глаза.

Это были последние слова, перед тем как мы провалились в пустоту. Я испуганно взвизгнула и схватилась за лорда так крепко, как только смогла.

Не сразу осознав, что мои ноги снова стоят на устойчивой поверхности, продолжала жмуриться.

– Господи, как же ты визжишь. – Лорд недовольно разжал мои руки, освобождаясь. – Я тебе уже говорил, что в следующий раз буду отнимать голос?

– Говорил. – Запнувшись, поправилась: – Говорили, лорд.

– Давай условимся вот о чем, – серьезным тоном произнес он. – Зови меня Рейесом. Это несложно. Но если тебя так возбуждает слово «лорд», то так уж и быть. Разрешаю иногда так меня называть.

С этими словами он упал на кровать, а до меня только что дошло, что мы переместились в другую комнату. А если быть точнее, то в покои лорда. Все вокруг поражало своим великолепием и будто кричало, что бедным людям здесь делать нечего. Весь интерьер выдержан в темных тонах, на стенах висели искрящиеся светильники. Я перевела взгляд на лорда, который вальяжно устроился на двуспальной кровати.

– Я не кусаюсь, иди ко мне, – потребовал он, внимательно следя за моей реакцией.

– Я лучше постою.

– Иди. Сюда, – внятно проговорил лорд, в голосе послышалась скрытая угроза.

Я тихонько подошла к кровати и уселась на самый краешек, стараясь находиться подальше от хозяина покоев.

– Лекси, не разочаровывай меня, ты же не настолько глупая? Ты должна понимать, если бы я хотел с тобой что-то сделать, то сделал бы уже давно, и это явно было бы не здесь. Сядь нормально, ты же сейчас свалишься!

Прикинув, что в принципе так оно и есть, я села как следует, смотря прямо на лорда. Тот удовлетворенно кивнул и продолжил:

– Ну так что там, с твоим гардеробом?

– А что с ним? – не поняла я.

– У тебя есть вещи помимо моей униформы?

– И какие же? – насмешливо протянул лорд.

– Обычные, как у всех, платья…

– Понятно, значит, надо все покупать. – Лорд разочарованно вздохнул и переключился на новую тему: – Умеешь ездить верхом?

– Ну, можно сказать, что да. Я ездила пару раз, в детстве… на пони.

От моих слов лорд поморщился:

– Ясно, значит, верхом держаться тоже не умеешь. Но лошадей-то любишь?

– Конечно. У нас в пансионе была конюшня, правда, нам не разрешали на коняшках кататься.

– И зачем тогда конюшня? – спросил лорд.

– Не знаю, нам так и не раскрыли эту тайну. – Я улыбнулась, вспоминая, как мы с Вестой упрашивали наставницу разрешить нам хоть немножко покататься.

– Я собираюсь послезавтра прогуляться верхом. Составишь мне компанию?

Я удивленно посмотрела на собеседника. Он приглашает меня погулять? Да-а, это определенно что-то новенькое.

– Я бы с удовольствием, только не уверена, что смогу даже на лошадь забраться.

– Не волнуйся, на лошадь тебя посадить силы найду. Что ж, договорились, послезавтра в обед.

– Хорошо, – радостно согласилась я, предвкушая прогулку.

И, совсем оборзев, забралась на кровать с ногами; лорд проследил за этим, но ничего не сказал.

– Когда ты начнешь нормально питаться? – вдруг спросил он.

Я взглянула на него. Лорд расслабленно лежал на спине, смотря в потолок.

– Я и так нормально питаюсь. – Вдруг вспомнив про штрафы, спросила: – Лорд Вальтер, вы серьезно ввели штраф, если я не…

Договорить мне не дали, самым что ни на есть натуральным образом на меня зарычав. Это был утробный звук, исходящий изнутри:

– Я Рейес. Рей-ес. А теперь все то же самое, но без лорда.

– Хорошо. – Я нервно затеребила в руках одеяло. – Рейес, вы на самом деле…

Снова меня перебив, лорд поправил:

– Ты. Не вы, а ты.

– Рейес, ты серьезно будешь штрафовать меня? – выпалила я на одном дыхании.

Так сложно и стеснительно было произнести его имя.

– Не буду. – Он посмотрел на меня своими пронзительными синими глазами. – Если ты наконец начнешь есть. Любая магия требует большой затраты энергии, которой у тебя просто нет. И она не появится с неба, как божье благословение. Тебе нужно питаться, иначе все будет даваться крайне тяжело.

– Я стараюсь есть больше, чем обычно, – неуверенно протянула я.

– Это хорошо, старайся лучше. – Потянувшись, лорд устало закрыл глаза.

Я взглянула на него, на себя, окинула взором комнату. Вся абсурдная ситуация, что сейчас имела место, никак не хотела укладываться в моей голове. Черный лорд в роскошном праздничном костюме, такой опасный и привлекательный, лежит у себя и устало потягивается. И я в своем черном простом платьице жмусь на краешке его кровати. Мозг никак не хотел поверить в реальность происходящего. Мне казалось, что все происходит во сне.

– Мне надо вернуться на бал и объявить о закрытии, – лениво протянул лорд.

– Мне тоже надо возвращаться, там предстоит много уборки.

– Не дури, иди к себе в комнату и ложись спать, – немного жестко отрезал лорд, поднимаясь с кровати.

Ну нет так нет. Меня два раза просить не надо, я с удовольствием отправлюсь спать, а не убирать грязную посуду. Лорд подошел ко мне и протянул руку, предлагая встать. Воспользовавшись его помощью, вскочила с кровати, и он тут же притянул меня к себе и тихим вкрадчивым голосом сказал:

– Я бы хотел, чтобы на ночь ты осталась у меня. Но не буду травмировать твою явно неокрепшую

Страница 19 из 21

психику. Иди к себе в комнату. Когда выйдешь, повернешь налево и там уже найдешь лестницу.

– Хорошо, – сказала я, и мой рот сразу заткнули поцелуем. Коротким и жестким, но мне он понравился.

Лорд открыл дверь и легонько пихнул меня на выход. Не оборачиваясь, я свернула налево и спустилась по лестнице на второй этаж. Придя к себе, со стоном рухнула на кровать. Я все еще ощущала прикосновение его губ, таких требовательных и нежных… Хочется попробовать их еще раз. Да что со мной! Когда я ехала в поместье, точно была уверена, что личной жизни у меня не будет. Не то положение, чтобы мечтать о счастье. Конечно, всегда можно завести любовников, таких как Андриан, но это было ниже моего достоинства. Но сейчас меня тянуло к единственному человеку, властному и недоступному. К человеку, который намного старше.

Черный лорд очень умен, он умнее всех тех, с кем мне довелось общаться. В его присутствии я теряюсь, не знаю, что сказать, он это замечает и его веселит моя неуверенность. Но я боюсь, боюсь, что будет дальше… Лорд Вальтер излучает силу и просто дышит угрозой. С такой совершенной магией он может разделаться с любым противником, не говоря уже о хрупкой восемнадцатилетней девушке. Сегодня в этой тесной кладовке он мог сделать все, совершенно все, что захотел бы, но ничего не сделал, просто поцеловал меня, напористо и в то же время мягко, не причиняя боли.

Что бы ни говорил лорд, обычная служанка и черный маг просто не могут быть вместе. Люди не поймут этого и всегда будут осуждать. Но лорд Вальтер явно дал понять, что ему безразлично общественное мнение. Он слишком уверен в себе… Мне не хватает такой уверенности.

Следующий день тянулся слишком долго. Уборка была не запланирована, а все гостевые комнаты – заняты. Видимо, большинство гостей решили остаться на денек в поместье.

За неимением дел решила спуститься поесть. Из своей комнаты выходила с твердым намерением отправиться на кухню, но женский крик заставил затормозить на втором этаже. Какое-то время ничего не происходило, и я уже сделала шаг в сторону лестницы, как вдруг в другом конце коридора кто-то приглушенно вскрикнул:

– Пустите!

Что-то мне все это не нравится. Потоптавшись на месте, двинулась в ту сторону, откуда доносились голоса. По мере того как я приближалась, все отчетливее слышались шорохи, напоминающие звуки борьбы.

А может, ну его? Пускай себе дерутся. Вляпываться в новые неприятности как-то совсем нет желания.

– Не надо! – Новый всхлип разрушил мои сомнения, и, поборов в себе чувство страха, я зашагала быстрее.

Через пару шагов свернула за угол и тут же замерла. Я не сразу узнала хриплый мужской голос. Но теперь, когда этот тип стоял ко мне спиной, прижимая к стене хрупкую беззащитную девушку, сомнений в его личности не осталось.

Гордон. Черный лорд, один из верховных магов империи, а по совместительству лучший друг лорда Вальтера.

– Не скули.

От неожиданной угрозы Гордона я дернулась, при этом наделав много шума. Резко обернувшись, он смерил меня недобрым взглядом и, приподняв левую бровь, спросил:

– Что ты тут делаешь?

– Я… я… – Я растерянно отступила на шаг, смотря в глаза запуганной девушки.

Она отчаянно старалась вырваться, но маг без усилий удерживал ее одной рукой.

– Я тихо говорю или ты плохо слышишь?

Набрав побольше воздуха в легкие, со всей той уверенностью, что была во мне, я заявила:

– Отпустите девушку!

– Поосторожней, барышня, – предупредил Гордон. – Не забывай, с кем ты разговариваешь.

– То, что вы верховный маг, не дает никакого права…

Договорить мне не позволили:

– Лучше уходи отсюда прямо сейчас.

Но я стояла, даже не шелохнулась, хотя до конца не понимала, что могу противопоставить черному магу.

Неожиданно на мое плечо опустилась тяжелая рука. Я взвизгнула, ибо меньше всего ожидала чьих-то прикосновений.

– Развлекаемся, – иронично протянул Гордон. – Но я буду рад, если ты заберешь ее отсюда.

– Что ты тут делаешь, Лекси? – спросил лорд, разворачивая меня лицом к себе.

– Я услышала крики о помощи, а тут девушка и…

Поморщившись от моих невнятных объяснений, лорд приказал:

– Гордон, отпусти мою горничную.

– Ну вот. – Маг притворно вздохнул. – А так хорошо все начиналось.

Он убрал руку, позволяя девушке уйти. Дернувшись, она быстро проскочила мимо нас, а я краем глаза заметила, что вся одежда на ней разорвана. Надеюсь, этот тип не успел до нее добраться.

– Хочешь развлекаться? – холодно вопросил лорд. У меня мороз по коже каждый раз, когда он становится таким… отстраненным. – Развлекайся за пределами моего поместья.

– Тебе жалко одну горничную?

Боже, это было сказано так, словно речь идет о простой вещи!

– Я тебя предупредил, – отрезал лорд. Повернувшись ко мне, он достаточно жестко сказал: – Идем, Лекси!

Только когда мы спустились на первый этаж, лорд снова обратился ко мне:

– Будь добра, прекрати шляться по замку и искать приключений.

– Но девушка…

– Девушка, бабушка, дядя, тетя – мне плевать, кто будет в следующий раз. Запомни одно правило: по замку тебе следует шляться в последнюю очередь. Поняла меня?

– Поняла, – буркнула в ответ.

– Я рад. – Лорд неожиданно улыбнулся. Но от его улыбки стало не по себе, слишком хищной она сейчас была. – И еще. Не мешай Гордону, Лекси. Не самая лучшая для тебя компания.

Он обошел меня, направляясь к выходу. А я осталась стоять посередине холла ровно до следующих слов Гордона за спиной:

– Подумать только, сам лорд Вальтер бросает дела, чтобы обезопасить от страшного и пугающего Гордона свою маленькую аристократку.

Обернувшись, я посмотрела на этого язвительного типа. Он стоял около лестницы, спиной опираясь на перила, сцепив руки на груди.

– Он просто услышал крики беззащитной девушки, – немного грубо ответила я.

– Ты думаешь, он не слышал их раньше? – усмехнулся Гордон.

– В каком смысле?

– Это поместье, – маг развел руки в стороны, стараясь придать своим словам эффектности, – оно как маленькое закрытое общество. Все находятся в подчинении, и никто не вправе рассказать о случившемся в его стенах. А если даже найдется такой глупец, который рискнет раскрыть секреты старых отработанных устоев, лорд ему собственноручно свернет шею.

– Мне кажется, вы пытаетесь отозваться о лорде Вальтере хуже, чем он есть на самом деле, – неожиданно для самой себя поделилась я своими мыслями.

– Неужели? Тогда давай вернемся к крикам беззащитных девушек. Думаешь, Рейес не знает, что я развлекаюсь с понравившимися мне служанками?

Я неуверенно посмотрела на собеседника. Лорд Вальтер не стал бы терпеть ничего подобного у себя дома.

– Так вот, милая, он все знает, а иногда и сам грешит со мной на пару.

– Я вам не верю, – твердо ответила я.

– Твое право, – усмехнулся Гордон и, развернувшись, поднялся по ступенькам.

Я действительно не верила, не верила ни единому слову этого наглого типа. Лорд Вальтер не будет насиловать девушек, которые устроились к нему на работу, это просто абсурдно. Но что-то в словах Гордона меня насторожило, только непонятно что.

Не желая больше об этом думать, я решила

Страница 20 из 21

погулять во дворе. Аппетит, может, нагуляю, а то после всего увиденного и услышанного есть не очень хочется.

Во дворе тоже было людно. Дамы в изящных платьях прогуливались под ручку со своими кавалерами, Джеффри разговаривал с одним из управляющих, а я села в беседку с восточной стороны замка и закрыла глаза, наслаждаясь уединением и свежим воздухом.

По-хорошему можно было бы сходить в библиотеку и взять что-нибудь почитать, но я не уверена до конца, что книги можно выносить, поэтому лучше поговорить с лордом на этот счет. Ну вот! Даже мысленно я не могу называть лорда по имени! Хотя что такого сложного, просто Рейес…

– Сидишь, красавица?

Сидела, и очень даже хорошо, пока ты не пришел! Андриан опустился на скамейку напротив и ехидно улыбнулся.

– Андриан, уйди, пожалуйста! Вокруг полно свободного места.

– Я хочу сидеть здесь.

Вот же баран упертый. Уходить отсюда совсем не хотелось.

– Значит, сиди молча, – раздраженно буркнула я.

– Я не люблю, когда замухрышки вроде тебя командуют, – мерзко усмехнулся Андриан, осматривая меня. – Знаешь, мне надоело, что ты все время убегаешь. Наконец-то мы остались одни!

В восточной части двора действительно никого не было. Кроме двух беседок, находящихся между каменной стеной замка и массивным забором, тут ничего нет. Так, пора сваливать отсюда. Я решительно поднялась, не желая ни минуты проводить в таком скверном обществе.

– Куда это ты? – заметив, что я встала, злобно спросил Андриан.

Быстро вскочив со своего места, Андриан жестко толкнул меня в грудь, и я упала на землю, больно ударившись об угол скамейки.

– Попробуй только закричать, – процедил он сквозь зубы и достал из штанов маленький нож.

Совершенно обычный нож, взятый у Джойс на кухне. Лакей нагнулся и прислонил к моей шее самое острие. Когда я почувствовала холодный металл на коже, непроизвольно дернулась. Острый конец задел шею. Кажется, потекла кровь. Жалобно пискнув, я вскочила на ноги, но Андриан был быстрее…

Он схватил меня за волосы и потянул назад с такой силой, что я решила – мне сейчас сломают шею.

– На колени, тварь!

Покачнувшись, я рухнула перед ним на землю. От боли из глаз брызнули слезы.

– Отпусти меня! – злобно прошипела я, стараясь встать на ноги.

Но Андриан повалил меня обратно:

– Даже не подумаю.

С коротким отвратительным смешком лакей схватил за вырез моего платья и дернул на себя, разрывая ткань. Он протянул руку, стараясь разорвать платье полностью и оставить меня голой. Недолго думая я с неистовой яростью вцепилась ногтями ему в руку. Охнув, Андриан на секунду замешкался.

Воспользовавшись заминкой, я не стала ждать и бросилась бежать к воротам замка. По идее, теперь нужно было кричать, привлечь внимание, делать что-нибудь, но я едва справлялась с дыханием. Холодный воздух струями вливался в легкие, казалось, еще немного – и они разорвутся. Чувствуя за спиной приближающийся топот, я со всей мочи устремилась вперед. Через пару метров Андриан догнал меня и грубо повалил на землю. Ударившись, я перекувыркнулась, окончательно испачкавшись в грязи. Слезы застилали глаза. Я так сильно закусила губу, что почувствовала привкус соленой крови.

– Ах ты мразь! – Андриан за шкирку поднял меня с земли и ударил по лицу.

От отрезвившей меня боли я стала брыкаться, стараясь вырваться.

– Пусти меня! Ты за это ответишь! – Я сильно пнула лакея в живот, но он только поморщился.

– И что ты сделаешь, а? – Он тряхнул меня, снова схватив за ворот платья.

– Какой же ты урод!

Я вывернулась, и у меня снова получилось ударить его в живот. Злобно выругавшись, Андриан размахнулся, собираясь влепить мне очередную пощечину.

Вдруг передо мной вырос яркий багровый щит, который и принял на себя удар. От неожиданности я пошатнулась, но устояла на ногах. Лорда Вальтера я отыскала мгновенно. Всегда светящиеся синим глаза были темнее бездны, а на лице ходили желваки. Он не говорил ни слова, но бледный лакей попятился назад. Убрав щит, лорд махнул рукой, и Андриан отлетел к стене, стукнувшись об нее спиной. С тихим стоном он скатился вниз мешком, испуганно смотря на лорда.

Рейес подошел к нему и, не наклоняясь, ударил ногой. Удар по почкам, по руке, по челюсти – и Андриан согнулся от боли, из последних сил стараясь что-то сказать. Немного нагнувшись, лорд поставил сапог ему на грудь, с силой вжимая его в землю. Андриан больше не пытался вырваться, поняв тщетность своих попыток. Он лежал, судорожно вздрагивая.

– Ты сдохнешь, как последний пес.

В следующую секунду лорд отпустил его и отступил на шаг. Серый плотный туман медленно пополз от черного мага к тяжело дышащему лакею. Когда туман достиг своей цели, тело Андриана задергалось в предсмертных конвульсиях, и он издал последний жалобный крик. Туман растворился, тело обмякло и больше не шевелилось.

Не обращая внимания на труп, лорд направился ко мне. А я только сейчас поняла, что стою изодранная, грязная и с кровоподтеками. Рейес обнял меня.

– Твоя кровь или его? – спросил он, указывая на ворот платья, где была кровь от пореза на шее.

– Моя, – прошептала я, и слезы снова потекли по щекам.

– Тсс. – Лорд стянул с себя черный плащ и накинул мне на плечи. После чего прижал меня к себе и шепнул на ухо: – Закрывай глаза.

Я снова ощутила, что больше не стою на твердой земле, а стремительно проваливаюсь в пустоту. Холод вихрем прошелся по моему телу. Крепко прижимаясь к лорду, я вновь почувствовала под ногами опору. Открыв глаза, узнала кабинет, где не так давно меня заставили воскресить обрывки старых воспоминаний.

– Садись. – Рейес усадил меня в кресло, внимательно изучая мой непрезентабельный вид.

Шмыгнув носом, я сжалась в комочек, кутаясь в его теплый плащ. Он коснулся пореза на шее, и по всему телу пробежал легкий холодок, боль отступала. Спокойный голос заставил вздрогнуть:

– Я восхищен твоей способностью впутываться в неприятности.

– Я не специально, – все, что я смогла сказать.

– Быть изнасилованной в замке с огромным количеством народу – это еще надо постараться. – Тяжело вздохнув, Рейес спросил: – Испугалась?

– Да. Я не думала, что до этого дойдет. Думала, что он просто придурок с завышенной самооценкой, а получилось… – Я не стала продолжать, а лорд и не настаивал.

Мне не было жалко Андриана, в какой-то мере он получил по заслугам. Если он приставал так ко мне, то, возможно, и к другим девушкам тоже. Кто знает, скольких он уже изнасиловал безнаказанно…

Я посмотрела на свою одежду. Серое платье было все в грязи. От ворота до груди ткань порвана, оголяя кожу. Я постаралась получше запахнуть плащ. Лорд проследил за моими движениями и произнес:

– Тебе надо переодеться.

– За это платье тоже я буду платить? Сколько фуций?

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/ekaterina-sevastyanova/pomeste-chernogo-lorda/?lfrom=279785000) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного

Страница 21 из 21

телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.